всех полов и возрастов, подтаявшим мороженым в вазочках и сухим вином в запотевших бутылках. Осы вьются над сладким пирожным в руках у трехлетнего малыша, и он недовольно басит перемазанным ртом:
– Мама, мухи…
Сразу за кафе – резко вправо и по траверсу вниз, метров триста, среди низкорослых шелковиц (тутовых деревьев) и диких маслин (на Байконуре их называли «серебристый лох»). Нет, если хотите, можете спускаться по каменным ступенькам аж до самой Трассы здоровья, но на Собачий пляж никто так не ходит.
Мы весело коротали время, валяясь под солнцем на Собачьем пляже – ребята-актеры из группы «Зеленого фургона», а вместе с ними и я. Актеры доводили свои телеса до нужной кондиции – сначала сгорали, потом облуплялись и снова сгорали. За этим процессом строго следила редактор Лена, сама загоревшая до недосягаемой темноты.
«Зной»
Солнце,
простое солнце
прорвалось сквозь небо
к пляжу.
Разом все задымилось
и тронулось,
даже умом,
даже последней подстилкой,
бутылкой воды
и шляпой
– тронулось,
стронулось с места,
в пучину морскую сползло.
***
Червяк не дополз до родины,
до своей навозной берлоги.
Его приласкало солнце.
И умер он в аромате
травы, листвы
и цветов.
***
К телу прилипли разные
родинки-точки песчинки,
звезды-кристаллы на небе
загара щеки и плеча.
***
Скаты лижут камни мостовой.
Сладострастно им мотор урчит.
Кто там едет справа? За тобой?
Жадное до прелестей такси.
Танго «Глечик»
Нет, мы не пели, а пили.
Нет, это пели не мы.
Мы уж давно онемели,
спиртом сожженные рты.
Пели совсем молодые.
Мы просто слушали их.
Кто-то играл на свирели.
Кто их поймет, молодых?
Рядом все шамкало море,
старая сводня и смерть,
радость курорта и горе,
в пропасть открытая дверь…
19 июля. Вторник. День рождения В. В. Маяковского. В душе – ни одного седого волоса. Не мужчина, а облако в штанах.
«Адеса»
Мы не пили «шипучее» летом
на песке разогретом солнцем,
охлажденное и вспотевшее,
из стаканов, украденных где-то.
И не ездили мы по городу,
задохнувшись под мышкой трамвая
стародавнего,
антикварного,
пропотевшего, мокрого, грязного,
громогласного и звенящего,
с пеной у рта эпилептика.
И не шлялись мы просто по улицам,
изучая все лица прохожие,
и дома, и скверы, и надписи
– все такие ни с кем не схожие.
Не влюблялись мы, не волочились,