луком. Мяса, как обычно, было гораздо меньше, чем лука, который Ивлевы-старшие потребляли в чудовищных количествах и с неослабевающим аппетитом.
Мать задерживалась, копаясь где-то в комнатах. Находиться наедине с отцом было тягостно. Он все еще гневался на дочь и давал понять это выражением лица и резкими, угловатыми движениями. Спагетти он ел с хлебом, вилку со звоном швырял всякий раз, когда подливал себе пива. Для пива у него существовала тяжелая оловянная кружка с откидывающейся крышкой. Пить из нее было явно неудобно, но отец традицию не нарушал, потому что это был подарок от сослуживцев, выгравировавших на металлическом корпусе прощальное напутствие: «Врагов как прежде бей, но пиво в меру пей». Почему его это так умиляло, Лиле было невдомек.
– В институт готовишься? – спросил отец.
Это было так неожиданно, что Лиля чуть не подавилась. Отец заговорил с ней нормальным тоном впервые после той бури, которая поднялась дома, когда родители увидели ее в непотребном виде.
– Да, папа, – ответила она, переставая жевать. – Химию подгоняю. У меня с формулами хуже всего дела обстоят.
– С формулами, значит? – переспросила вошедшая на кухню мать.
Вид у нее был загадочный. Руки спрятаны под фартуком.
– Да, – подтвердила Лиля. – Мне химия трудно дается. Но без нее в медицине никуда. Приходится зубрить.
– Зубрить, – повторила мать, садясь за стол. – Слышишь, Миша? Какая разумная, какая прилежная у нас дочь.
– Иначе нельзя. – Отец пожал плечами. – Раз уж мы такие деньжищи в ее обучение вбухиваем, то должна быть отдача. Ничего, прорвемся. Тяжело в учении, легко в бою.
– Не знаю, не знаю, – протянула мать, качнув головой.
Руки она по-прежнему не показывала, держа где-то на животе. Лиля почувствовала неладное. Кровь медленно отхлынула от ее лица, пальцы, сжимающие вилку, похолодели.
– Я справлюсь, мама, – пискнула она. – Что, я разве глупее других?
– Испокон веку среди Ивлевых дураков не наблюдалось, – изрек отец и пристукнул черенком вилки по столу. – Во всем и всегда первые.
– Вот и дочка наша тоже времени не теряет, – сказала мать и, наконец, положила на стол руки.
В одной из них был мобильный телефон. Лилин.
– Мама! – воскликнула она звенящим голосом.
Негодование оказалось сильнее страха. Родители проявляли строгость, не без того, но в Лилиных вещах не копались, переписок ее не читали. Это был первый случай такого рода, и он шокировал девушку.
– Нет у тебя мамы, – отрезала мать. – Потаскуха ты бесстыжая. Тебе не в институт нужно, а в публичный дом. Туда тебе прямая дорога. Вот, Миша, полюбуйся.
Отец взял протянутый телефон. Лиля порывисто вскочила. Он молча дернул ее за руку, усаживая на стул. Его скулы задвигались. Лиля заледенела, как будто насаженная на сосульку. Иногда отец мог ударить мать в ее присутствии. Это всегда происходило неожиданно и страшно. Причины не имели значения. Важна была лишь сила удара. Иногда мать поднималась самостоятельно,