агентстве все. Если бы не она, кто бы тут помнил пароли серверов и аккаунтов…
Что-то я залебезил и разболтался, Мирейка все равно по-русски не понимает. Не лебези. Сожмись, Виктор. Иначе болгарка по телефону услышит, как у тебя трепыхается сердце.
– Вы, господин Зиман, безусловно, останавливаетесь в отеле «Франкфуртер Хоф». Ничего удивительного, о компании «Омнибус» гораздо много общеизвестно на мировом книжном базаре. Да, полагаю, больше, чем нежели думаете. А профессор Бэр когда считает приехать? Нет, мы не настаиваем встречу с профессором Бэром. Вы сильнее заинтересованы, господин Виктор Зиман, повидать на наше предложение, нежели профессор Бэр. Потому что Семен Жалусский – это не дедушка профессора Бэра, а ваш собственный дедушка.
– Как? Вы знаете и это?! Откуда? Погодите. А можем мы поговорить о приблизительной цене? Как понимать – дорого? Дорого – понятие относительное. И все-таки тоже и о документах. Содержание… Конечно, плен, годы войны, но важнее всего – разыскание дрезденских картин и вещей в штольнях и заброшенных замках. Ну пожалуйста, не вешайте трубку. Почему разговор не телефонный?..
Люба пока что вроде бы, кивнув на указующий жест Виктора и подхватив за дверью в углу коробку с именинным набором «Лего» для Марко, вышла и прикрыла дверь. Но ведь нет – вернулась! Снова топчется у дверей, пялится расширенными глазами. Чего ей надо-то?
– Почему не телефонный разговор?
– Мы информируем только общий смысл этих документов. Да, мы читаем по-русски. Но у нас не сделано резюме их. Бумаги попали в Болгарию в девятьсот семьдесят третьем году. Кстати, у нас есть и фонд Владимира Плетнёва. Вы увидите. Передадим на встрече опись и копии. У вас занято время обеда? А время ужина? Я учитываю. Ну тогда мы встречаемся на завтраке в отеле «Франкфуртер Хоф»…
(Ох, неприятные трели, ядовитый сироп медленно затекает в ухо – неужели все это только из-за болгарского акцента?)
– …В девять в «Хофе» в понедельник. Мы к вам сами подойдем, молим не организовывать.
Запипикал отбой, хотя Виктор вцепился в трубку и орал как бешеный:
– Don’t hang up! Wait! Please! I feel extremely uncomfortable…
Матушку вашу. На экране маячит «Номер не определен».
Драматичность и дурновкусие этой дамы, театральное бросание трубки – тем значимее суть события. Для Виктора Зимана (по советской записи в ЗАГС – Виктора Семеновича Жалусского) ничто на свете не было важней этих дедовых тетрадей. Значит, они есть! Более того, через два дня будут в руках Виктора! Он и надеялся, что они когда-нибудь всплывут. Что это вознаградит его, Вику, за служение всей жизни. За служение Бэру, архивному богу, или, лучше сказать, архивному Молоху. До сих пор не было ясно, существовали ли эти дневники. Ведь во время войны вести дневники запрещалось. Под угрозой трибунала. И тем более страшный риск это был для Семена Жалусского. Для человека, который знал все: и где были спрятаны сокровища, и как обнаружены, и кто и как их вынимал, и куда они были потом отправлены. Это как с золотом Трои, о котором полвека русские