есть женские вещи, – поправил он себя, – это будет подозрительно, но теперь Айелет берет у меня деньги, – сначала девушка наотрез отказывалась от долларов.
– Ты можешь подумать, что я встречаюсь с тобой из-за… – она покраснела, – но это совсем не так, – Джошуа отозвался:
– Ничего я не думаю и не собираюсь. Разреши мне тебя побаловать, – он ласково поцеловал девушку в нос, – мы не можем открыто пойти в кафе или в театр, а мне хочется сделать тебе подарок…
Они устраивали, как невесело говорил Джошуа, конспиративные свидания, покупая билеты на в консерваторию или зал Чайковского. В антракте, смешавшись с толпой, они с Айелет могли поговорить.
– Но иначе нам видеться нельзя, – Джошуа скрыл вздох, – вернее, можно, но только в Парке или здесь, – Джошуа потянулся, древний диван заскрипел.
– В день святого Валентина рухлядь едва не развалилась, – вспомнил он, – тогда я пришел с цветами и сказал, что люблю ее, – чтобы отыскать мисс Штейнман, Джошуа пришлось опять посетить хоральную синагогу. На утренней молитве в субботу он заметил на женской галерее знакомую красную шляпку.
– И она меня увидела, – Джошуа улыбнулся, – я боялся, что она уйдет, однако после службы мы встретились внизу…
Январь выдался сырым, прошлогодний снег на улицах центра стремительно таял. Оставив Импалу на улице Хмельницкого, Джошуа с Айелет, как он называл девушку, прошли пешком до Замоскворечья.
– И вернулись к машине, – он погладил рассыпанные по его плечу локоны, – мы говорили и не могли наговориться, – Айелет соблюдала кашрут, но позволяла себе черный кофе. В кулинарии на улице Хмельницкого, устроившись за круглым столом, девушка невесело сказала:
– Спасибо за прогулку, мистер Циммерман. После смерти Бориса мне не с кем, – она поискала слово, – поделиться горестями. На западе ходят к аналитикам, но в СССР такое не принято. У меня есть друзья, однако у них свои заботы. Получается, что я вас использовала, – ее пальцы задрожали, – вы не обязаны меня выслушивать, – Джошуа коснулся ее руки.
– Мисс Штейнман, я все понимаю. Я тоже сирота, я потерял мать подростком. Я сожалею о случившемся с вашем мужем, – Айелет рассказала ему об опале Штейнмана, – только нельзя называть это смертью, это убийство, – девушка кивнула:
– Именно. Борис надеялся вырваться из советского ада, – серые сумерки окутывали улицу, – хотели оказаться в Израиле, но этому не суждено сбыться, – Джошуа серьезно ответил:
– Никогда не говорите никогда. Ваше заявление лежит в ОВИРе. Может быть, вам разрешат покинуть СССР… – Айелет печально сказала:
– После убийства Бориса мне пришлось заново собирать документы, потому что я теперь вдова. Прошлое заявление провело в ОВИРе два года без движения, а нынешнее я подала только в декабре, – в кулинарии Джошуа попросил разрешения позвонить ей. Айелет помотала головой.
– Лучше не надо. Говорят,