базы. Мы поедаем сами себя». Уроборос – это понятие возникает в книге несколько раз, как и другие повторяющиеся фразы, связывает короткие истории книги в единое полотно, то самое кружево, которое поначалу кажется хаотичным, но, при более пристальном внимании, все-таки складывается в своеобразную гармонию. По словам автора, геймификация – еще один интересный продукт современности, поэтому в этих повторениях на протяжении книги зашифрована загадка, шифр, разгадав который, можно получить не только ударную дозу дофамина за собственную крутость, но и – в качестве небольшого бонуса – увидеть в книге определенную идею в виде ответа на вопрос.
Истории, в основном гротескные, еще чаще – абсурдные, все они в той или иной степени рассматривают несколько идей, которые, как кажется автору, являются составляющими в попытках интерпретации реальности современным человеком. В целом книга апеллирует в первую очередь к чувствам читателя, к его личным переживаниям. Ответов автор не дает не только потому, что не хочет, не умеет и не знает, а, вероятно, и потому, что – и это одна из ключевых идей работы – ответов нет, а попытки их отыскать, назначив очередного прохожего авторитетом – это несуразица и модный нынче инфантилизм.
Отвечая на вопрос «что запомнилось больше всего во время написания книги», автор(ша, ка) рассказала, что во время работы над книгой слушала подкаст о Мартине Хайдеггере, но когда Ольга Петровна входила в метро – стриминг подкаста прерывался, и тогда писательница каждый раз включала в плеере детскую песенку «Пингвины» советского вокально-инструментального ансамбля «Аккорд». И слушала ее на репите. Хайдеггер с пингвинами запомнились ей больше всего.
Никто не читает лонгридов
soundtrack: сигналы точного времени
Никто не читает лонгридов.
Принцип научного сомнения
soundtrack: Monty Python / Galaxy Song
Продолжение. Начало на стр. 1
…Несмотря на то, что в научной среде слегка развалился консенсус относительно инстинктов в принципе, эта теория все же прочно поселилась в социальной психологии. Этологи, начиная с родоначальника Конрада Лоренца, не раз отрицали существование инстинктов, называя их еще одной попыткой структурировать то, что структурировать невозможно.
Однако теория эволюции, как мы говорили ранее, не может существовать без концепции инстинкта самосохранения, который вполне можно назвать каким-то более удобоваримым, более приемлемым для научных кругов, более пролонгированным понятием, допустим – эволюционным инстинктом.
Если мы допускаем существование инстинкта самосохранения как такового, несложно предположить, что он лежит в основе любых человеческих реакций. Так, претерпев изменения в процессе эволюции или, скорее, частично синтезировавшись с другими проявлениями человека, в том числе – и его сознания, инстинкт самосохранения превратился в страх смерти. Феноменология этого явления, как часто отмечают наши коллеги, вполне