чувства. И иногда культивирование благоговения и любви к величайшему, возвышеннейшему и невидимому, приводит человека к отказу от своей частности (секты) ради какой-либо более ортодоксальной формы вероучения.
Аристотель дает нам пример такого типа развития в своем рассказе о счастливом человеке. После того, как он показывает, что счастье этого человека включает, по своей сути, все то, что доставляет удовольствие, что является наиболее очевидной и популярной идеей о счастье, он продолжает, что ему все еще необходимы некие блага, о которых, тем не менее, определение о счастье ничего не говорит; то есть, определенное благоденствие связано с неким внутренним состоянием счастливого человека, а не с логической необходимостью. «Ибо невозможно, – он замечает, – или нелегко быть в высшем благоденствии без достаточных средств. Многие благие для человека вещи совершаются посредством друзей, богатства и политической власти; но есть некоторые вещи, отсутствие которых является облаком, закрывающим солнце счастья, такие, как благородное рождение, многообещающие дети и внешность; человек совершенно уродливый или родившийся в низкой доле, или бездетный, не может полностью быть счастливым: и он еще менее счастлив, если он имеет никудышных детей или друзей или они были хороши, но умерли» [5].
8.
Этот процесс развития хорошо был описан ныне живущим французским автором, в его «Лекциях о Европейской цивилизации», на которые следует сослаться более подробно. «Если мы сведем религию, – он говорит, – исключительно к религиозному чувству, то станет очевидным, что она должна остаться чисто личным интересом. Но я либо необыкновенно ошибаюсь, либо такое религиозное чувство не будет являться полным выражением религиозной природы человека. Религия, я полагаю, весьма отличается от религиозного чувства, и является гораздо более широким понятием. В человеческой природе, в человеческих судьбах есть проблемы, которые не могут быть разрешены в этой жизни, и которые зависят от вещей, не связанных с видимым миром, но которые постоянно волнуют человеческий ум, вызывая желание понимать их. Решение этих проблем является источником всей религии, и ее главная задача состоит в том, чтобы обнаружить вероучения и доктрины, которые содержат или должны содержать его».
«Обращаться к религии человечество побуждает также другая причина… Откуда берется нравственность? Куда она ведет? Является ли она самосущим обязательством делать добро, обособленным явлением без автора, без результата? Не скрывает ли она, вернее, не открывает ли она человеку свое происхождение, свое предназначение за пределами этого мира? Наука о нравственности этими спонтанно возникающими и неизбежными вопросами о поведении человека приводит его к порогу религии и показывает ему сферы, куда он не имел доступа. Таким образом, несомненные и неизменные источники религии – это, с одной стороны, проблемы нашей природы; с другой – необходимость искать для нравственности