с жадностью пить до ломоты не только в трёх оставшихся зубах, но и во всей челюсти. Отстранилась, не распахивая глаз, чуток отдышалась и опять принялась упиваться будто впрок её вливая в себя на всю оставшуюся жизнь.
Наконец ломота от нестерпимого холода сделалась невыносимой и Дануха вынырнула окончательно. Одна из её седых кос расплелась и разбросалась по воде. Только теперь лежащая пластом баба поняла, что положение, в котором она валялась у родника – хуже не придумаешь. Встать-то она никоим образом из него не могла, а извернуться страх не давал за переломанные руки, что валялись плетьми вдоль туловища. Баба повернула голову набок. Так удерживать её на весу было легче. В таком несуразном положении и замерла отпыхиваясь, успокаивая саму себя:
– Вот чуток передохну. Соберуся, да сяду как-нибудь на задницу.
Но только прикрыла веки от усталости, как совсем рядом почуяла немереную силу, за версту, пропахшую колдовством. Сила та была столь огромной, что её обладателем могла быть только природная нежить, притом исключительно с ближнего круга самой Троицы. Баба резко распахнула глаза и перестав дышать прислушалась.
Она собралась с последними силами, и стараясь не подмять под себя сломанную руку, для чего изогнулась, извернулась, как смогла, крутанулась, но без боли движение не получилось. Она вскрикнула. В глазах потемнело, но на этот раз лишь на какое-то мгновение. Прискорбно матерно подвывая, большуха мучительно разлепила веки. Прямо над ней чуть в наклоне, как бы заглядывая со стороны восседала в луже Водная Дева.
Не молодая нежить, но и не древняя вековуха. Дануха аж дух перевела, воздав хвалу Троице, что не Черта матёрая за ней явилась со своим бездонным чёрным глазом, а лишь Водяница, вся прозрачная, сотканная из воды. Её волосы цвета спелой травы, выращенной в тени от палящего солнца шевелились и путались сами с собой, живя в отрыве от могущественной хозяйки как у всех водных нежитей. Лик Девы был не то серьёзным до безобразия, не то спокойным словно водная гладь, Дануха сразу и не поняла.
– Думала не придёшь, – заговорила нежить глубоким грудным голосом, приятным для слуха и сознания, что при её сомкнутых губах зазвучал у бабы в голове переливами, и когда она вела свою речь то по её водному телу пробегала рябь в унисон сказанным словам.
– Будь здрава Дева – вод хозяюшка, – поприветствовала её Дануха с почтением на какое только была способна в столь неблаговидном положении, а именно валяясь на спине и задирая ко лбу прищуренные глаза, и это доводило голову бабы до болезненной ломоты.
Наконец Дануха бросила разглядывать нежить. Терпеть боль больше не было мочи, и закрыв веки расслабилась.
– Прихворнула я маленько, Святая Водяница. Ручки сломаны – не упрёшься. Ножки больны – не побегаешь. Башка дырява, то и дело спать просится.
– Это не беда, Дануха. Это дело поправимое.
– Да уж будь добра Дева дивная, – устало, будто собралась помирать на её глазах, еле шевеля губами принялась попрошайничать баба, но Водяница