одежду.
– Рубаху рвите, не жалейте! Воду, скорее воду и аптечку. Ему надо обработать раны, – вполголоса командовала Емилия.
– Матушка, простите меня, я был с ними… Воевал. Долго терпел и притворялся… Но вчера услышал… Они хотят прийти именно сюда, в храм Маар Такла…
Две монахини быстро разрезали длинную рубаху Шафьюизы и разорвали ее. То, что они увидели, заставило Пелагею содрогнуться, а одна послушница упала в обморок. Сломанные ребра парня торчали наружу, будто их кто-то выгнул, живот был изрезан крупными осколками снаряда. Оставалось только догадываться, как он сумел доползти до монастыря живым.
– Шафьюиза, мальчик мой! Как же так? – По лицу Пелагеи катились слезы.
Мужественный парень только улыбнулся:
– В меня стреляли трижды, а мне удалось бежать. Но все решила мина. Главное, что я успел предупредить вас. А помните, как мы молились вместе?
Ха ля ляхма дсунканан юмана
Вущююкх лан хобэйн эйчана дап ахнан щуклан хайявин
Ула тъалан лнисьюна, элля пасан мин бищя.
Пелагея произносила слова молитвы вместе с мужчиной.
– Я умираю, матушка. Умираю с чистым сердцем, – грустно улыбнулся Шафьюиза, но вдруг его лицо опять стало сосредоточенным, он как будто что-то вспомнил. – Еще одно! Самое важное! Они хотят забрать длань… длань Иоанна Крестителя…
И это были последние слова подорвавшегося на мине беглеца.
Глава 4
Спецназ возвращается
Она знала, что навлечет на себя гнев Господа. Но любовь свободна и жестока, и совладать со страстью к мусульманину-алавиту, поселившейся в сердце христианки, было выше ее сил. Пронзительная и безумная, страсть поразила девушку молниеносно, хотя до того она вела самый аскетический образ жизни. Любовь, которая сильнее веры, немыслима, и нет ей прощения.
«Но лучше увидеть и умереть, чем существовать, а не жить…» – так думала та, которая всего три года назад приняла постриг и еще совсем недавно была готова не выходить за пределы монастыря никогда.
Монахиня Феодосия. Круглая сирота, получившая воспитание в обители Святой Феклы (монастыре Маар Такла), была одной из самых прилежных учениц приюта и любимицей матушки Пелагеи. Чтобы не навлечь на себя гнев настоятельницы, молодая монахиня тщательно скрывала, для чего ходит в дальние пещеры горы Каламун.
Но однажды наступил момент, когда скрывать что-либо стало глупо. За семь месяцев на монастырских харчах так поправиться невозможно.
– Какое пятно на храм! Теперь людская молва оповестит о похождениях Феодосии всю округу, – сокрушалась настоятельница.
Пелагея заперла молодую женщину в монастыре, запретив ей вообще куда-либо выходить до своего вердикта. Сначала игуменья справлялась с гневом, затем ее настигла апатия, а после накатила жалость… В конце концов Феодосия воспитывалась при монастыре, и если так случилось, то этот крест нести лично ей – матушке Пелагее.
Время неумолимо шло вперед, и еще через два месяца своды одной из тайных пещер огласил детский плач.