на гражданке, а сейчас я по старой памяти – в Дом офицеров. С предложением поехать с ними я согласился, целый вечер протанцевал, угощал их мороженым, а затем проводил каждую до дому.
Как и следовало ожидать, моей вынужденной инициативы начальство не одобрило и после хорошей взбучки отстранило от работы по Кнопке.
Кстати, о работе наружного наблюдения в конце 40-х годов на периферии. Оперативных машин в те годы в нашей службе не было, портативных радиостанций – тоже. Фототехника камуфлировалась в чемоданчиках, портфелях, дамских сумках и была очень неудобна в обращении.
Для связи между собой пользовались специальным кодом, действовавшим на расстоянии зрительной видимости. Он немного напоминал разговор глухонемых.
В то же время отсутствие возможности немедленно связаться с руководством заставляло разведчиков самостоятельно принимать решения, проявляя при этом инициативу. И наше общее дело от этого только выигрывало.
Напарник, оставшийся устанавливать «связь» от Кнопки на вокзале, вместе с мужчиной выехал в Самарканд, где тот проживал, установил его личность. Сделал он все конспиративно, без излишней суеты.
Несколько позднее, перейдя на работу во 2-й отдел, я проявил интерес к материалам на вышеуказанную Кнопку. К моей радости, подозрения в отношении ее как агента-связника не подтвердились.
Однако по приходе во 2-й отдел МГБ Узбекской ССР мне вскоре пришлось столкнуться с настоящими агентами иностранных разведок, которых разоблачали путем оперативной разработки и последующего ведения следствия. Некоторые из них длительное время находились под нашим наблюдением в связи с наличием очень серьезных улик о их возможной принадлежности, в частности к американской разведке, однако объективная сторона состава преступления в их действиях отсутствовала, по крайней мере на территории СССР, что не давало оснований для привлечения их к уголовной ответственности.
В первые месяцы пребывания в Узбекистане греческих политэмигрантов по просьбе руководства ДАГ ряд бывших греческих офицеров должны были поступить на специально организованные для них курсы военной переподготовки. Этим обстоятельством мы и воспользовались. Дело в том, что в первоначальный период, после прибытия ДАГ, никто не знал, как к ним подступиться, как наладить их оперативное изучение.
Даже переводчиков греческого языка приходилось вызывать из Крыма и Одессы, так как местные греки, в свое время были либо репрессированы, либо принудительно высланы с Черноморского побережья в Среднюю Азию и им выказывалось политическое недоверие.
Так вот, в связи с предстоящими курсами для отбора слушателей создали мандатную комиссию, куда стали вызывать всех офицеров. Это позволило в то время получить на них биографические данные, в какой-то степени установить черты их характера, выяснить их лояльность к СССР. Этому способствовало также владение многими греческими офицерами французским, немецким, английским