меня в машине. В тот день, когда глаза деда закрылись в последний раз, она оставалась меня дожидаться и, услышав мое сдавленное согласие на ее ответ, выдохнула, улыбнулась и даже хрипло рассмеялась, после ругая себя за неосмотрительность. Сейчас же она была собрана, сдержана и как коршун следила за рыдающими бедными наследниками.
– Думаю, еще один день траура и прощания я не переживу, – Петра скривилась, обращая на меня внимание. – О чем беседовали? – кивнула на быстро удаляющуюся фигуру Булата.
– О том, что он явно не был готов услышать.
– Значит, задел его? – она явно радовалась тому, что мне удалось поставить мальчишку на место. За те месяцы, пока Петра воевала с ним, у нее изрядно испортилось настроение, а нервных клеток стало чуток меньше. Я трижды отговаривал ее не сдаваться и не рвать когти во Францию.
– И не только.
– Марат, что произошло? – Петра напряжено посмотрела на меня, поджимая узкие губы. – Только не говори…
– Булат знает, где она.
Петра тяжело задышала, осматриваясь по сторонам. Прислушалась к чужим сдавленным рыданиям голосам, а после повернулась ко мне и чуть слышно заговорила сама, беспокоясь, что нас могли услышать.
– Мы же договорились, – зашипела она, тяжело дыша.
Я же качнул головой, жалея, что не мог подозвать кого-нибудь, чтобы мне принесли новый бокал с виски. Горло пересохло и отчаянно требовало огненного напитка, и без разницы какого именно. Лишь бы градус был достаточно крепким, чтобы я мог уснуть сегодня.
– Это ты так решила. А я намерен отыскать ее. Приставь за ним хвост. Рано или поздно он выведет на нее.
– Тебя выведет, – помощница наморщилась, будто почувствовала дурной запах. Да, запах огромных проблем.
Ее недовольство начинало раздражать, и я порой сожалел, что позволял Петре так разговаривать с собой. Но без ее помощи, я бы уже давно сгинул во мраке собственных кошмаров. Единственная, кто был способен сохранить остатки разума на плаву и не потакать монстру круглосуточно.
– Лучше делай работу и меньше болтай, – я говорил спокойно, но Петра умела улавливать те самые незаметные нотки, отчего еще больше хмурилась и тихо бормотала ругательства.
– Марат, я переживаю за тебя, – кажется, сменила гнев на милость. Очередная ее уловка, чтобы удержать меня от опасного маневра. Но я давно сошел с праведного пути, погряз в махинациях, подставах, обманах и с недавних пор в убийствах.
Ухмыльнулся, поворачиваясь боком к помощнице.
– Посмотри на них, – кивнул на полный скорбящих зал. – Все они здесь не потому что любили его. Или сочувствуют мне. Здесь лишь те, кто хочет получить деньги. Кому нужно мое имя, мое стояние. Все, что может дать фамилия. Вот только я не намерен ни с кем делить то, что принадлежит лишь мне. Даже ее. Поэтому отправляйся и распорядись, чтобы с Булата глаз не спускали. Он вернет ее. Вернет ту, что должна принадлежать лишь мне.
Булат не отвечал на мои звонки, а после и вовсе его номер оказался отключен. Вот тогда настал момент для настоящей