Он тут же предложил комфронта помощь и сопровождение его в поездке, и его предложение было с благодарностью принято.
Передача дел произошла буднично, сухо, без каких-либо эмоций. Козлов ожидал, что Рокоссовский будет его расспрашивать, интересоваться, но тот лишь поблагодарил за работу, пожелал успехов на новом месте службы и с головой ушел в работу.
Представив штабным их нового начальника генерала Малинина, Рокоссовский оставил всю прибывшую с ним команду в Керчи и отбыл в 51-ю армию, взяв с собой одного лишь генерал-майора Казакова.
– Не будем подвергать немцев соблазну одним ударом уничтожить новое руководство Крымского фронта, – пошутил генерал, объясняя свои действия Мехлису, привыкшему передвигаться по передовой с большой свитой.
– Вы боитесь немцев? – немедленно поинтересовался Лев Захарович, для которого нахождение в ста метрах от передовой, когда можно было приблизиться на пятьдесят метров, было признаком трусости.
– Нет, – честно признался комиссару Рокоссовский, за плечами которого были два года внутренней тюрьмы НКВД, – просто я хочу выполнить обещание, данное мною товарищу Сталину, и разбить подлеца Манштейна.
Против такого поворота армкомиссар ничего не мог возразить, и тема трусости развития не получила. К тому же Рокоссовский попросил его дать характеристику командующим крымскими армиями, и Мехлис с удовольствием занялся этим делом.
Ни один из трех командующих армиями, по мнению Мехлиса, не соответствовал занимаемой должности. Генералы Черняк и Колганов, по мнению посланца Сталина, совершенно не понимали сущность современной войны, а генерал Львов проявлял излишнюю осторожность во время наступления.
Зная от генерала Северцева, что лежал вместе с Рокоссовским в госпитале, об особенностях характера Мехлиса, Константин Константинович не стал спорить с собеседником или пытаться заступиться за своих армейских собратьев. То, что он увидел за двое суток пребывания на передовой, глубоко потрясло генерала. Огромное количество войск было бессмысленно и бездумно напихано вдоль всей короткой полосы Крымского фронта, одним единым толстым поясом. Без четкого разделения на передовые и главные рубежи обороны, без всякого намека на запасные рубежи обороны. Почти все соединения располагались совершенно открыто, без должного зенитного прикрытия, словно показывая временность своего положения на этом участке фронте и готовность идти вперед, вперед и вперед.
Эту неприглядную картину ещё больше усугубляло то, что изготовившиеся к штурму войска находились в зоне поражения артиллерией противника. Для разгрома скопившихся вдоль фронта частей немецким артиллеристам не нужно было менять позиции и подтягивать свои пушки к передовой. Будь такое положение войск при обороне Москвы, то столицу бы точно не удалось отстоять, и Новый год советскому командованию пришлось бы встречать где-нибудь под Казанью или Горьким.
Ничуть не порадовали