хохолки-выскочки вознеслись над травяным полем. А в глубине спрятался бледно-розовый клевер, перемешавшийся с повителью и мышиным горошком. В резных изразцах зубчатых листочков укрылись алые ягоды полевой земляники. А над ними поднимался на толстом колючем стебле исполинский чертополох, издалека сияющий сиреневыми, яркими цветами.
Жилин, Эва и Витя Глинский трудились вместе на лугу, неподалеку от поместья. Быстро поднималось солнце. Жаркий ветер играл верхушками трав. Среди зелени желтели маленькие колокольчики льнянки. Вдали голубела кромка леса.
Витя Глинский работал с нивелиром. Жилин записывал данные в толстую тетрадь. Эва некоторое время стояла возле длинной белой линейки, но вскоре видимо утомившись, присела на зеленый луг, и стала плести венок. Ее тонкие пальчики ловко свивали в косу травы и цветы.
– Эвка, хватит дурью маяться, – прикрикнул на нее Виктор, оторвавшись от объектива. – Работать надо.
Эва водрузила себе на голову венок и томно потянулась.
– Витя, какой же ты зануда. Такое чудесное утро. Солнце прекрасное осветило нас своими лучами, как языческое божество.
– Эт, мать твою, поэзия! – отозвался Витя и вновь прилип к глазку прибора.
Эва сорвала еще несколько цветков и закружилась с букетом по травяному полю. Ее светлое платье развевалось, словно у балерины. Стройные ноги девушки мелькали среди багульника, а белые волосы таяли в сияющей синеве. Жилин невольно засмотрелся.
– Солнце! – крикнула Эва. – Я готовлю для тебя жертву!
Она подбросила букет к небу, и он разлетелся разноцветным фейерверком, взрывом голубых фиалок, золотыми колокольчиками льнянки и белыми цветами медвежьего лука, так похожего на эдельвейсы. Эва все так же вальсируя, оказалась возле корпящего над тетрадью Жилина и надела ему на голову венок из душистых соцветий.
– Сергей, – вдруг строго спросила она, – а почему вы ночевали у себя в комнате?
– А где же мне еще ночевать? – удивился Жилин.
– Я думала, вас соблазнила госпожа Вебер?
– Чушь какая! – слегка покраснел Сергей.
– Ничего не чушь, у нас тут целый полк девушек, но все мужчины влюблены только в нее. Только о ней и думают, только о ней и мечтают.
Эва обернулась к Глинскому.
– Правда?
– Не правда! – поспешил оправдаться Жилин.
– Правда, правда, – засмеялся Глинский.
– Ребята, слушайте, у нас работы непочатый край, а вы занимаетесь какой-то ерундой, – насупился Жилин. – Эва! Ну, в самом деле!
– Мальчики, а пойдемте купаться?
– Где ты была, когда я был мальчиком, родная? – усмехнулся Глинский склонившись возле нивелира.
– Витя – ты записной пошляк! – Эва уперла в стройные бедра острые кулачки.
– Неточная характеристика, – поправил Глинский. – Я натур-философ.
Он закончил измерения, медленно расстегнул офицерский ремень и потянул через голову