ко мне.
– Вы что-то с меня хотели? – культурно поинтересовался он.
– Абраша, здесь тюрьма и не надо быть таким доверчивым. На зонах в местах общего пользования живут отщепенцы и мужчины лёгкого поведения. А слова, которыми вас учили поздороваться, это некрасивые слова, и за них очень больно бьют лицо, а иногда и убивают до самой смерти.
Глаза еврея поползли вверх.
– За что? Что плохого сделал бедный еврей?
– Просто здесь так шутят. В тюрьме любят весело пошутить. До смерти обхохочешься. Верно, Интеллигент?
– Он над нами издевается! – бросился Интеллигент к законнику Прохору. – Прохор, позволь я его на куски порву!
– Цыц, сявка! Разве ты не видишь, что гражданы военные исполняют свой долг: защищают обиженных и угнетённых там, куды их послал наш дорогой и любимый товарищ Сталин. Пускай потешатся, а мы погодим, – он демонстративно поковырял в ухе и, брезгливо посмотрев на палец, обтёр его о волосы одного из сидевших у его ног шестёрок.
– Какой я идиёт, какой я идиёт, – сокрушённо повторял еврей.
– Не переживайте вы так, любезный, – посоветовал комбриг. – Вы не одиноки в своём несчастье, здесь нет нормальных людей.
– А вы?
– Если брать по званию, то самый главный идиот в теплушке – это я. Ну, а уж в масштабах всего железнодорожного состава или страны, то тут вы уж сами догадайтесь, – тихим голосом добавил он.
К вечеру вокруг нашего небольшого коллектива сформировалось уже вполне солидное ядро из инженеров, рабочих и прочего люда, на собственной шкуре убедившегося в том, что воровской закон не считается с индивидуальными особенностями личности.
– Ну, теперь хоть по очереди можно будет поспать спокойно, – удовлетворённо вздохнул комбриг. – А вы всё- таки молодчина, пулемётчик… тьфу ты, как вас там?
– Младший лейтенант Громов. Два месяца назад окончил Харьковские пулемётные курсы. Следовал к месту расположения части в Гродеково.
– Можете не продолжать, – оборвал он меня. – Все мы здесь не по своей воле. Ошибка, – подмигнул он и повернулся на другой бок. – А болтун это кто? – закончил он уже оттуда.
– Находка для шпиона, – продолжил я фразу.
Понемногу вагон, где следовали к местам заключения законно осуждённые, впал в тяжёлый смрадный сон.
Я лежал на спине и бездумно разглядывал невидимый в темноте потолок. Вот ведь влип так влип! Сколько раз я приказывал себе даже не смотреть в сторону Шамана. Дёрнул же чёрт! «А может, я сейчас попаду к своей Луизе!» – передразнил я себя. Вот и попал, но только в тридцать третий год. Хорошо ещё, что не в тридцать седьмой. А сколько ей, интересно, сейчас лет? Получается – тридцать два года! А мне – двадцать восемь. История знала браки и покруче. Какая к чёрту история! Она моя законная супруга перед Богом и людьми.
Я вспомнил шанхайскую православную церковь, и моё сердце непроизвольно сбилось на ускоренный ритм. Страстные объятия, поцелуи и прочие нежности Луизы, о которых в окружении нескольких десятков немытых мужиков