сказала Апари. – Поохоться.
Клещ шумно расправил серые крылья, впился когтями в плечо, оттолкнулся и скользнул вперед, к струящимся сверху потокам воды. Апари бросила взгляд ему вслед. За водопадом ярко сияло солнце, краски сменяли одна другую так быстро, что это вполне могло оказаться всего лишь игрой воображения… но нет, радуга перед глазами не тускнела, не исчезала, окрашивала сумрак пещеры пурпуром и лазурью. Добрый знак.
Устремившийся к солнцу, будто пущенный детской рукою мяч, Даз едва не зацепил мягким крылом макушку входящего.
Ну вот. Они здесь.
Апари пробрала дрожь. Дело пошло, вправду пошло, и Апари внезапно воспрянула духом. Подобного возбуждения она не испытывала давным-давно – можно сказать, целую вечность!
Сложив перед грудью ладони, звякнув тяжелыми кольцами, Апари захромала навстречу гостям. Вошедший – красноглазый, темноволосый – раздраженно отмахнулся от Даза и рывком распахнул ворот плотного черного плаща. Вошедшая следом за гостем Тайо была выше него на целую голову, почти не уступая в росте его закованной в латы спутнице.
– Бледный всадник! – воскликнула Апари. – Мы рады тебя приветствовать, но через два часа уходим. Подолгу на одном месте мы не остаемся, и солнце над нашими лагерями никогда не садится дважды.
– Разумная предосторожность, – согласился гость, оглядев пещеру, остановив взгляд на омерзительном зрелище за спиною хозяйки и деланно усмехнувшись. – Мы прибыли, дабы обсудить нашу… договоренность. Нельзя ли нам побеседовать где-либо еще, или в ваших болотах вот это означает особую обходительность?
– Нет, – отвечала Апари, кивнув гостю в знак уважения, однако не кланяясь. С некоторых пор Апари не кланялась никому. – Не обходительность, но обещание.
Гость вопросительно изогнул черную бровь. Сопровождавшая его эльфийка нетерпеливо вздохнула. Ее кожа – болезненно-розовая, сплошь в венах и крапинках – внушала не меньшее омерзение, чем паутина ужаса небес. Под мышкой она держала странный крылатый шлем, и, глядя на нее, Апари слегка удивилась: как только ей удается биться, с ног до головы обвешанной тяжелой броней? Впрочем, в опасности эльфийки она ничуть не сомневалась: кровожадные искорки в ее глазах затмевали собой любую культуру, любые обычаи.
– Обещание, – повторила Апари, отвечая на безмолвный вопрос мертвеца. – Обет, данный матери, испившей яд Шадры, и всем зандалари, заслуживающим большего, чем корона и боги, ничуть о них не заботящиеся.
С этими словами она извлекла из кармана стебелек рыгунца и подняла его, поднося к свету.
– Шадры больше нет. И Язмы нет. Но яд остается. Яд в моем сердце… а вскоре – и яд в жилах королевы-изменницы.
Зекхан не уклонился от неумолимого сапога войны, сидя без дела. Нет, он научился становиться полезным, оставаться полезным и понимать, когда его полезность подходит к концу. Рядом с Вароком Саурфангом, на стенах Лордерона, он оказался, вовсе не ковыряя в носу, вовсе не предаваясь безделью.