Н’эргес, – я чуть подаюсь вперед, – вы уже расспросили меня по десять раз обо всем, о чем только можно. Если у вас есть какой-то серьезный вопрос, который вы стесняетесь задать, сделайте это прямо сейчас. Потому что я жутко устала после работы, мне надо учить задания, чтобы меня не выперли из Академии…
А параллельно еще придумать, как спрятать сестер.
– А я трачу свое время на вас.
– Вы тратите свое время? – акцент он делает на слове «вы», но Дженна останавливает его взмахом руки.
– Ригман, достаточно. Почему ты сразу не рассказала о том, что случилось, Вирна?
– Потому что он не спрашивал, – пожимаю плечами.
– Когда это произошло? И что?
Мне приходится кратко обрисовать ситуацию, и все это время безопасник сканирует мое лицо так, словно надеется там уловить малейший зачаток лжи. Зря надеется: скрывать мне нечего, а что касается «лжесвидетельства», не уверена, что из этого кабинета что-то выйдет к политари. Хотя бы потому, что я все еще думаю… нет, я уверена, что Дженна что-то знает о ныряльщиках. И Н’эргес тоже.
За все время, что я говорю, Дженна меняется в лице несколько раз, въерха заклинило. Поспорить могу, его давно и прочно заклинило, это выражение лица он носит, когда засыпает, когда просыпается, когда чистит зубы или сидит на толчке. Впрочем, с толчком могут быть варианты.
– Лайтнер К’ярд. Какие у вас отношения? – Дженна глубоко затягивается.
– Я уже все сказала по этому поводу.
– Не все, – она смотрит на меня, наклонив голову. – Ты не сказала, что этот парень защищал тебя в участке политари.
– Это не имеет ни малейшего отношения…
– Имеет, – перебивает Дженна. – С той самой минуты, как ты опрокинула на него поднос. Ты, девушка, проработавшая официанткой не в самом приятном заведении Ландорхорна, желающая получить это место, подставилась, потому что ничего к нему не испытываешь?
– Какое вам до этого дело?
– Самое прямое. Я хочу быть уверена, что если этот парень снова окажется в моем клубе, ты больше не станешь швыряться в него подносами.
– Не стану.
– Предлагаешь мне поверить тебе на слово?
– Можете запихнуть меня в камеру, которая вытащит из моей головы всю правду.
Судя по выражению лица, Дженна мою шутку не оценила. В общем-то, ее можно понять, эти камеры применяют спецслужбы для допросов особо опасных преступников. После применения такого «пробуждения» воспоминаний в лучшем случае человек будет всю жизнь заикаться. В худшем – пускать слюни на перекошенное левое плечо.
– Ты знаешь, кто его отец, Вирна?
– Да.
– И ты можешь мне пообещать, что не создашь проблем?
Мне хочется спросить прямо – о чем она? Вместо этого я киваю.
– Обещаю.
Дженна меня изучает.
– О том, что случилось, не знает никто, кроме вас с К’ярдом.
И управляющего, и ведущего, но я об этом не говорю.
– Мне бы хотелось, чтобы это так и осталось. Ты понимаешь, о чем я?
– Я точно никому не скажу.
– А