Горячий песок времени. Что несут мне его бури?
Опускаю вниз скрипучее стекло. Закуриваю. Машину трясет на ухабах и рытвинах. Из-под колес брызжет грязь.
Столько смертей… Боже, я видел столько смертей, что перестал их замечать. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю это. Дети, женщины, старики. Их мертвые лица – груда кукольных масок. И только одно из них – человек. Оксана.
– Я освобожу тебя… – шепот превращается в табачный дым.
Я знаю. Если я остановлю убийцу, то стану свободен. Вновь смогу чувствовать. Видеть. Слышать. Любить.
– Приятель, у тебя кровь…
Водитель. Выныриваю из страшных видений.
– Что?
– Кровь… – он поворачивает зеркальце ко мне.
Из носа течет темная струйка. Слизываю красную соль с губы:
– Черт.
Запрокидываю голову. Водитель тянет мне бумажный платок.
– На вот…
– Ага… Спасибо.
В висках стучит. Утираюсь и бросаю кровавый комок за окно.
«Иногда это может выражаться в головных болях и кровотечениях…»
Чистые, вымытые руки врача возникают в памяти. Он говорил со мной в тот раз, как с ребенком. Боясь напугать. Но ему и не ведалось, сколько ужасов видели мои седые глаза. Я мог бы рассказать ему, но не стал тогда обрывать этого милого человека. В тот единственный миг, я любил его, словно отца.
«…в основном, из носа. Особенно это возможно в периоды обострений, которые обычно случаются…»
Мама не любила вспоминать папу. Он ушел рано, когда мне не было и пяти. Куда, я не знал. И только его фотография в рамке, как нечто вечное, тяжелой тишиной давило на наши плечи. Мы помнили его таким, каким он был здесь, в нецветном прямоугольнике застывшего времени. В военной форме с медалями. Гордый и печальный.
«…во времена смены сезонов. Тогда возможна и неожиданная, высокая температура тела…»
Тогда я ненавидел отца за то, что он ушел. За то, что оставил мне в горькую память только исцарапанный снимок. Я проклинал его… за маму. За то, что ей так тяжело одной. И за темные пятна слез, вырастающие за ночь на ее подушке.
Тогда я еще не знал, что он геройски погиб в чужих и далеких горах, под палящим солнцем средней Азии. Его обугленное тело так и не смогли вытащить из лап боевиков.
– Полегчало? – Снова водитель. Он выкручивает баранку влево, и машина выезжает, наконец, на асфальтированную дорогу.
– Да… да.
Опустевший дачный поселок остается позади. Когда мы ехали сюда, я подумал, что это место не так уж далеко от города. А искореженный дорожный знак, только подтвердил мою правоту. 30 км. Сейчас – между сотнями людей и серой пустотой. Так мало… между тьмой и светом. И все равно, безумно далеко для наших ослепших глаз. Мы не увидели. Не помогли.
Скольких он убил в этом подвале? Снова и снова, один и тот же вопрос. Изучая убийц, я понял одну вещь, совершенно с ними не связанную. В нашем мире очень легко пропасть. Исчезнуть с лица земли, не оставив и следа. Кем бы ты ни был, сколько бы ищеек ни купили твои родные. Мир все равно