учитель.
– Как не написано? Все пока в черновике записано, не буду показывать. Черновики – прайвиси, имею право не показывать. Я когда-нибудь сдавал пустые работы? Нет. И в этот раз не сдам. Главное – результат; списал, не списал, вас не должно беспокоить, согласитесь? Президенту страны не обязательно быть умным, достаточно собрать умную команду. У меня такая команда есть, так что я «решил» свою задачу.
Перепалка Агапова с учителем и в этот раз подарила классу драгоценное «золотое время» распространить шпаргалки с ответами нуждающимся. За заслуги перед классом Николь лично решила и передала Агапову записку с ответами его варианта. У Робби отлегло от сердца: ложная тревога, Агапов не соперник, она выручила прохиндея, как всех выручает.
Требовалось пережить нахлынувшие чувства. Чувства выпирали, упрямо лезли наружу, как их не загоняй внутрь. После школы, наспех пообедав, воодушевленный мимолетным контактом глаза-в-глаза с Николь, Робби направился к Косте. У Бимакиных он привычно развалился на диване, надел наушники, слушал музыку, пока Костя пылесосил квартиру. Он попросил Костю поставить «типа нормальный медляк» – незатейливые песенки про любовь. Попсу Костя вслед за отцом называл «девчачьей музыкой», слушал нечасто. Она почти всегда про неразделенную любовь. Других тем нет что ли?
– У меня только старье, прошлый век.
– Давай любую, сойдет, – Робби был настроен лирически, подпевал: «Я не умру без твоей любви, но что-то сердце болит в груди».
«Я все отдам за ночь с тобой», – кратко перевел вторую песню Костя.
Точно, все отдам за ночь с ней, – подумал, но не произнес Робби. Открыто признался. – Запал на классную девчонку. Ты даже не представляешь, какая она!
Костя действительно не мог представить ее, он учился в другой школе. Целые полчаса Робби потратил на описание того, как Николь сегодня посмотрела на него. От избытка чувств Робби не знал, куда себя деть, несмотря на минорные мелодии, которые фонировали весь разговор. Он вставал, ходил взад-вперед по комнате, опять садился.
– Я не Бред Питт, у меня ни бицепсев, ни трицепсев. Она мажор, я не мажор, – изливал душу Робби.
– Она именно твой листок взяла, именно тебе с контрольной помогла, – успокаивал Костя. В делах сердечных он не дока, но мужская солидарность брала свое, подсказывала нужные слова.
– Мне она не светит. Это однозначно. Повезет кому-то другому.
– Тебе повезет с другой.
– Другой не надо, только ее. Короче, покурим? Ужас как хочется.
Костя не курил, но в четырнадцать лет стыдно сказать, что не куришь, и неприлично не курить, если рядом дымят. Они вышли на балкон, открыли форточку, закурили. Зазвонил телефон, бросив недокуренную сигарету в открытую форточку, Костя побежал к телефону. Робби закрыл форточку, было зябко на балконе, выкурил несколько сигарет одну за другой. Отряхнувшись от пепла, вошел в комнату.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст