уши, чтобы не слышать ее шепота, бормотания, шелестения, скрипа пружин под ее отяжелевшим телом. Иногда мне хочется погладить ее, утешить. Но она отшатывается. Почему? Что у нее в прошлом, почему ее правильное лицо никогда не освещает улыбка? Кого она проклинает – неужели и моего добрейшего, чистейшего отца? Кажется, бабушка – единственный человек, которого он не выносит, с неизбежным присутствием которого не может смириться. И почти все годы после женитьбы обитает рядом с ней, в невозможности уединиться в наших унизительных клетушках.
Книги еврейских авторов публиковали два издательства: «Советский писатель» (оригиналы и переводы) и «Художественная литература» (только переводы). Существовала разнарядка – одно или два названия в год. В плановом хозяйстве запланированы и нарушения плана, неукоснительно соблюдавшиеся.
Папа делал иллюстрации к маминым книгам, после долгой мороки попавшим в план, но выхода ни одной из них не дождался.
Редактировались книги еврейских писателей с особой бдительностью. В «Советском писателе» редактор – добродушный человек, литератор, известный своей военной доблестью, бесстрашный командир партизанского отряда. Но вспоминаю, какой измотанной возвращалась мама после каждой встречи с ним. Его страшила любая фраза, которую можно было заподозрить в недостатке лояльности.
Маму всегда тревожило мое неосмотрительное поведение: особенно после смерти папы. В его легком добром характере она видела защиту от всех бед и неурядиц, он никогда ни на что не жаловался, в том числе и на здоровье. Но постоянные поездки с тяжеленным этюдником, роспись стен и плафонов по ночам, книжные иллюстрации с бесчисленными вариантами мстили за себя. В шестидесятых микро-инфаркты один за другим, и обширный последний в 1970-ом.
***
Бабка моя читала
Только справа налево.
Моего языка моя бабка
Так и не одолела.
Справа строка, слева строка —
Мамины строки скрестились.
Предков моих языка
Мне не пришлось осилить.
Строчки мои по странице
Слева бегут направо.
Сон мне по-русски снится,
Нет на него управы.
Мне не смешаться с толпой,
Мне от нее не скрыться.
Мама, родство с тобой
Мне никогда не простится.
1964
Перед войной у нас на Баррикадной частый гость – еврейский поэт Самуил Росин, у него ни волосинки на круглой голове и доброе круглое лицо. Дочь поэта – моя ровесница с горделивым именем Эра. Росин уходит в ополчение и погибает под Вязьмой вместе с женой, доставившей в часть какую-то провизию. Я прочла об этом в воспоминаниях Эры. Кто знает, сколько других сорокалетних необученных очкариков, писателей, художников, ученых, которых в довоенные годы не успели прибрать