руки Крестовского и направился к лестнице, ведущей в салон.
Маша медленно выдохнула и потерла лицо ладонями, чувствуя, что ее начинает запоздало колотить от испуга.
– Сложный тебе мальчик достался, – проговорил Крестовский, глядя вслед Димке. – Три года, а все никак…
Достав пачку сигарет, он открыл ее и протянул Маше. Та помотала головой и обхватила себя за плечи. Она не знала, как теперь быть с Димкой. Подозревала, что у его срывов должна быть причина, знала, что он встречается с психологом, но в душу никогда не лезла, а вот сегодня вдруг поняла, что зря она была так нелюбопытна. Может быть, смогла бы что-то сделать и Димку бы так не корежило сейчас.
Лев затянулся и, отвернувшись к борту, оперся на него локтями. На Машу он больше не смотрел, и Маша решила оставить его в одиночестве.
В салоне было шумно. Звенела посуда, играла музыка, кто-то танцевал. Димка держал в руках пока еще закрытую банку с пивом и смеялся над словами Шиловой. Маша не стала подходить. Прислонившись к стене, она прикрыла глаза.
Кто-то легонько коснулся ее плеча, и Маша, вздрогнув, открыла глаза, чтобы встретиться взглядом с возвышавшимся над ней Романом Крестовским. Он выглядел обеспокоенным.
– Волков в норме? – спросил он, наклонившись к ней, чтобы быть услышанным.
Маша честно пожала плечами. Она вправду не знала, в норме ли Димка, справился ли он с собой или только делает вид. Крестовский кивнул и отправился на зов Шиловой. При его приближении Димка ретировался, однако направился не к Маше, а к одной из подружек Шиловой, по пути открывая банку с пивом. Маша подумала, что вскоре начнется «веселье», и не ошиблась.
Следующие два часа сидевшая на диване Маша размышляла о том, что сборище богатых деток в подпитии ничем не отличается от ее бывших одноклассников на выпускном или тех подростков в деревне, с которыми она изредка ходила на дискотеку в небольшой сельский клуб. Костика рвало за борт, и добрый официант то и дело подавал ему влажное полотенце и гладил по спине. Димка накачался пивом, и до Маши время от времени долетал его неестественно громкий смех, которому вторило хихиканье подвыпивших однокурсниц. Шилова рыдала в углу, а присевший перед ней на корточки Крестовский тщетно пытался ее успокоить. Словом, если бы Машин день рождения закончился вот так, она бы неделю из комнаты от стыда не показывалась. Но остальных это, похоже, на заботило. Даже Лев Крестовский, который, казалось бы, должен был являться оплотом здравого смысла и уберегать подростков от всего этого, выглядел вполне довольным жизнью: о чем-то болтал с Димкой, танцевал с успокоившейся наконец Шиловой, шутил, смеялся. Будто он был здесь именинником. Сам именинник ходил среди гостей с нейтрально-вежливым выражением лица, и было совершенно непонятно, что он думает о стадии, в которую перешло посвященное ему торжество.
Димка куда-то пропал с Мокровой, а Маша, у которой жутко разболелась голова, выбралась на палубу и устроилась на любимом диванчике Димкиной мамы, закутавшись в лежавший