дураками
Ты жестоко оставила нас?
Подвенечное платье
Да улыбка на бледном лице —
Выдают, чего ради
Ты внезапно покинула всех…
«Карфаге́ну»
Я приду, как обычный турист:
До меня никакого всем дела…
Мне плевать, что на карте Тунис, —
Поклонюсь я костям Карфагена*!
Меж обглоданных солнцем руин,
Под высоким и памятным небом
Наконец-то стану другим
И за мной кто-то двинется следом!
Ганнибал и богиня Тани́т
У пустынного берега машут —
И в груди моей ноет, болит —
О, разлука солёная наша!
И похожи сердца на гранит,
И слоны стонут в мареве трудно…
И разрушенный город хранит
Копьеносцев священного круга!
Вы не пишите гласных вообще,
А я знаю славянские е́ры**…
Но не бросятся в облик мечей
Алфавит и различие веры!
*Карфаген – древний город-государство в северной Африке
**Éры – устар. название буквы «Ы»
«Не сахар…»
Твои губы не крашеный сахар
И не трель соловьиная – речь…
Но терять не желая, от страха,
Я её запишу в словаре!
Твоя кожа не шёлк из Китая
И в глазах не могу утонуть…
Но готов ради встречи, скитаясь,
Пересечь хоть драконов страну!
Твоё слилось дыхание с мятой,
Также волосы – крашены в май…
От тебя лишь запретное надо:
Не смотря ни на что, обнимай!
Грудь не яблок иль дынь половины,
А внизу не сочится нектар…
Кто ж тогда в этой страсти повинен?
Чем злосчастная кровь занята?
Ты отнюдь не богиня, а слабый,
Но живой и мирской человек —
Настоящая женщина в славе
Красоты на сгорающий век!
Я люблю и зову тебя милой,
Что душою самума* теплей,
Что себя в чистоте сохранила,
Пребывая на грешной земле!
*Сухой, знойный ветер в пустынях Аравии и Северной Африки
«Распятие»
У распятой души на дубовом кресте —
Ничего, кроме огненных ранок!
Красногребневый воин надменно хрустел
Челюстьми и телами баранок…
На горе, облысевшей от крови и слёз,
Улыбалась мучимая лара*!
Истязатель на губке ей уксус поднёс —
И пила она и умирала…
А вот раньше её восхищала любовь,
Пригвоздённую к дереву нынче;
И сегодня она, ненавидя ятóвь**,
В глубине своей чувственной хнычет…
Утомлённый палач сочинял про себя
И по кругу ходил, полусонный…
Та ж молчала, как рыба, смиренно терпя,
Вырывались лишь изредка стоны…
Ведь любила она и пылала зарёй
До сих пор, до последнего