не надо, и они довольно часто говорят вполне откровенно.
К примеру, летчик-разведчик, а потом летчик-штурмовик Я.И. Борейко, о котором в конце войны вывешивались плакаты «Летчики! Бомбите и стреляйте так, как гвардии капитан Борейко», пишет: «И вот, на одном из таких ветеранских мероприятий я встретил бывшего командира 98-го окрап[3] Ивана Сергеевича Тищенко. Скажу откровенно, радости от этой встречи не было, разговор не складывался, подавляла какая-то неприязнь к нему. Если вспомнить прошлое, то все это объяснимо.
Он не пользовался авторитетом среди летного состава полка потому, что почти не летал на боевые задания, а значит, не был примером для подчиненных, не мог сказать, делай как я, или научить чему-нибудь хорошему, очень редко появлялся в коллективе летного состава, за исключением случаев, когда решались вопросы служебных взаимоотношений, в моральном плане тоже не мог быть примером, так как, будучи семейным человеком, нашел себе гражданскую сожительницу, устроил ее машинисткой в штабе и возил за собой до окончания войны. Достойный пример командира-воспитателя?!
Поразило еще одно – у Ивана Сергеевича оказалась полна грудь (семь или восемь) боевых орденов, среди которых орден Ленина и три ордена Красного Знамени. В откровенных беседах я убедился, что все, кроме бывших приближенных подхалимов, были такого же мнения и агрессивно настроены против него. Их можно понять, скажем, командир звена Котов Петр Михайлович начал войну под Москвой, закончил в Берлине, выполнил более 70 боевых вылетов на корректирование артогня, был удостоен только орденов Красного Знамени и Красной Звезды». Как видите, Тищенко был труслив, но орденов нахватал чуть ли не в два раза больше Василия Сталина.
А вот о своем командире полка пишет летчик-истребитель Герой Советского Союза В.Ф. Голубев: «В Охтене же странно сочетались апломб и затаившееся где-то в глубине души, болезненно переживаемое сознание собственной неполноценности, рожденное длительным «нелетным» перерывом. В прошлом неплохой летчик, он оказался на новой должности слабым организатором. Тут у него не получалось, а летную практику он понемногу запустил и, возможно, стал страшиться неба. Чем реже летал, тем меньше был способен практически руководить комэсками. Неудачи до предела обострили самолюбие, он словно отгородился от командиров чиновной стенкой. Полк по сути лишился крепкой умной руки, трудно стало работать с командиром и штабу полка. Пожалуй, из троих командиров эскадрильи один лишь Рождественский остался на высоте, личным примером показывая подчиненным, как надо вести бои в сложнейших ситуациях». А здесь, как вы видите, трусость сидящего на земле командира истребительного авиационного полка распространилась и на командиров эскадрилий – два из трех тоже не совершали боевых вылетов.
А вот своим командиром полка возмущается трижды Герой Советского Союза А.И. Покрышкин: «Самоустранившись от выполнения боевых заданий, он совсем перестал чувствовать машину и растерял летные навыки. А когда-то, говорят, летал