дом. Тем самым они лишились возможности вкушать плоды от древа жизни и по необходимости должны были умереть. Во-вторых, после людского грехопадения Бог отчасти как бы «пересоздал» их природу. В Книге Бытия сказано: И сделал Господь Бог Адаму и жене его одежды кожаные и одел их (Быт. 3: 21). Эти загадочные кожаные одежды символизируют, кроме прочего, смертность человеческого естества. Поясняя смысл произошедшего, священномученик Мефодий Олимпийский (III век) в сочинении «О воскресении» пишет: «Бог сделал кожаные ризы, как бы одевая человека в смертность». Таким образом, Создатель Сам претворяет в реальность сделанный Адамом выбор. Но Бог делает это отнюдь не из какой-либо мстительности. Как это ни странно звучит, смерть не только налагается на людей как проклятие, но и подается им как дар Божественного милосердия.
Для того чтобы доходчиво пояснить это кажущееся парадоксальным утверждение, лучше всего привести пример из детства. Наверное, каждый из нас когда-нибудь лепил снеговика и помнит, что снеговик лучше всего получался в те дни, когда снег был чуть влажным и легко собирался в ком. А если рядом с местом прогулки оказывалась горка, следовало лишь проявить чуть-чуть смекалки – и снеговик становился по-настоящему огромным. Ведь можно было попросту запустить снежный ком с горки вниз, и, докатившись до ее основания, он собирал уйму снега без малейших наших усилий.
Нечто подобное ежедневно происходит в жизни каждого из нас. Человек все время – очень легко и без остановки, под собственной духовной тяжестью – катится под гору, заблуждаясь, ошибаясь, совершая неблаговидные поступки. При этом грех (известно, что он способен накапливаться) «налипает» на нас, как мокрый снег. А теперь представим себе, что гора бесконечна и человек никогда не остановится в своем падении и не перестанет грешить, превращаясь в некое страшное, огромное и бессмертное чудовище. Именно ради того, чтобы непрестанно налипающие при нашем падении грехи не раздавили нас под своей тяжестью, людям и дарована смерть: это, по выражению святителя Кирилла Александрийского (V век), – «человеколюбивое наказание». Как поясняет святитель Кирилл («О Вочеловечении»), Бог «смертью останавливает распространение греха и в самом наказании являет человеколюбие».
Дело здесь еще и в том, что человек, по учению Церкви, может грешить (точно так же, как способен и каяться), лишь пока жив. Ведь грех (как и раскаяние) всегда затрагивает человека в его целокупности – действуя и в теле, и в душе, изменяя их параллельно, одновременно. После же смерти – с расторжением физической и духовной природ умершего, с разрушением его тела – такая целостность бытия личности нарушается. При этом люди, конечно же, по-прежнему обладают личным самосознанием, неумирающим личностным началом. И все же в них происходит страшный раскол единого духовно-физического существа, разделение на «составы», – раскол, отнимающий прежде доступную для «полного» человека способность грешить. Именно поэтому – отныне и до ожидаемого Церковью