зазря! Чай, зелена-трава…лето ишо на дворе…Чем Зорьку – кормилицу, овец к весне буш правдать?..Ну, я вам! Давай затворяй, гутарю! Да печь пора затопить. Кизяки в дровянике прихвати. Щец, поди ж то, сварить нады… – командовала сварливая свекровь.
…Магомед прошёл тёмные прохладные сени, шагнул через порог. На кухне пахло свежими собранными в пучки степными травами, ременной сбруей, кислым ржаным заквасом и теплом человеческих тел.
Глашка – солдатка, живо управившись с наказами старухи, споро пронырнула в хату, зашелестела долгополым подолом юбки у белёной печи. Надутая на свекровку, она бегала, скользяще шаркая, по широким половицам низкой обрезью засаленных валенок, грохотала чугунами. Под сиреневой кофтой, с засученными по локоть рукавами, волновались сдобные груди. Замужняя судьба, тяжёлые роды сына и даже полуголодная, полная лишений и военных тягот сельская жизнь, на удивление, не изжелтила, не высушила её…Рослая, гибкая в стане, была она со спины похожа на девушку. Будто ручьилась в походке, быстро частя мелким бабьим шажком; на окрики матери мужа посмеивалась; под тонкой каймой узких злых губ плотно просвечивали частые ровные зубы.
* * *
У горцев Кавказа не принято откровенно смотреть на девушек, тем более на замужних женщин. Дурной тон. И то верно: брошенный мужчиной взгляд, порой может быть выразительнее тысячи слов и клятв… Если такой мужской взгляд в горах подхватывается ответным женским взглядом, то таким образом закрепляется первая тяга друг к другу. Горская любовь – это не результат сцепления встреч, разговоров, клятв, поцелуев и всего того, что по традиции – этикету сопровождает у европейцев «союз» двух сердец отныне и присно и во веки веков. Она безмолвна – горская любовь.
Родится она в летние лиловые сумерки у источников, к которым вереницами тянутся за водой аульские девушки. На расстоянии, достаточно гарантирующем девушку от прикосновения чужого, сидят юноши. Хо! Внешне они бесстрастны, нисколько не заинтересованы в тех, кои, как видения, бесшумно подходят к источнику с тяжёлыми кувшинами на плечах. Но суровые, бесстрастные маски на лицах, всего лишь маски. В груди каждого бьётся горячее сердце, в жилах стучит горячая горская кровь. И взгляды: тайные, быстрые, как бесшумные стрелы…мужские, девичьи…
Такие взгляды, остры, как кинжалы, – могут пронзить смельчака, случайно оказавшегося в их скрещении.
* * *
Сын Танка Магомед был горец как горец, со всеми чертами настоящего горца, настоящего мужчины. Родина его – Урада. Отважные гололобые предки его были воинами Аллаха – мюридами, – послушниками великого имама Шамиля. Сам он тоже стал воином, с колыбели впитав в себя суровые адаты гор, Дагестана.
…И всё же природа брала своё. Из скромности, задерживаясь возле дверей, с быстрым, но скрытным любопытством молодости, он невольно заметил и женские формы, обозначившиеся под тонкой ситцевой кофтой и юбкой, и живые кари глаза, с настороженной опаской и любопытством, мазнувшие его пару раз.
Бабка Аксинья напомнила о себе тяжёлым вздошьем, согнувшись,