свои же громовые аплодисменты, члены политбюро слаженно заревели:
– Слава! Дорогому и любимому вождю мирового пролетариата великому товарищу Сталину слава! Ура! Ура! Ура!
И запели, дураки, бараньими голосами «Интернационал»…
Труп же легендарного маршала, как бы повинуясь скрытому императивному импульсу, сам собою встал, спотыкаясь, сделал с закрытыми глазами несколько шагов в направлении кадки с фикусом, на миг замер, левой рукой отдал честь; правая рука его тем временем привычно скользнула в карман галифе и извлекла оттуда миниатюрный, сверкнувший в солнечных лучах браунинг.
Члены политбюро вжались в спинки стульев. Труп, как бы в раздумье, поднес руку с пистолетом к виску и со словами «Да здравствует товарищ Сталин!» застрелился. В сиреневой лысине появилась еще одна дырка, труп упал и бодро покатился в излюбленный угол – под столик со старыми газетами.
Члены политбюро с облечением перевели дух.
– Однако!.. – обращаясь к революционной компании, озадаченно проговорил Сталин, покрутил головой и объявил расширенное заседание закрытым.
…Я так и не понял, зачем Поскребышев приволок меня в сталинский кабинет?..
Глава 4
…Мне был нужен совет. Совет человека опытного, искушенного в житейских делах, совет друга, к которому я мог бы склонить на грудь свою непутевую головушку и пожаловаться на невзгоды.
Надвигался Новый, 20** год.
К Полховскому я поехал с Лидочкой. О Лидочке речь пойдет позднее.
О Полховскому же – незамедлительно.
Боренька Полховский – художник. Художник он известный, модный и богатый, но далеко не всегда он был таким преуспевающим и обласканным сильными мира сего.
В эпоху развитого социализма, на которую, к сожалению, пришлась большая часть его туманной, гулевой молодости, он, талантливый, голодный и своенравный, пропадал в южном областном городе, пробавляясь случайными заказами.
В один прекрасный день, на счастье или несчастье, он был замечен местным партийным божком, который, пресытившись скучными провинциальными развлечениями, решил по соображениям не совсем понятным всецело отдаться меценатству.
Меценатство божка проявилось своеобразно: он предложил Полховскому приступить к созданию картинной галереи, которая должна была состоять исключительно из портретов членов областного партийного актива. Начать он, божок, скромно рекомендовал с себя, вернее, со своего поясного портрета.
Торга как такового не было – божок в масштабах области был всесилен. С его властью можно было сравнить только тираническое правление какого-нибудь бухарского эмира или самаркандского падишаха в те времена, когда в мусульманском мире бесчинствовали веселые проходимцы вроде Ходжи Насреддина.
Вскоре мой приятель приступил к работе.
Позировал