так отвесно уходит вниз, что местами обвалился и некоторые могилы обрушились. Если пройти чуть подальше, то можно увидеть, как памятники торчат из песка на пляже. На самом кладбище проложены дорожки со скамейками по бокам. Люди сидят здесь целыми днями, наслаждаясь видом и морским бризом. Я тоже намерена гулять и работать в этом месте. Вот и сейчас я сижу с дневником на коленях и слушаю разговор трех стариков, расположившихся поблизости. Похоже, у них нет других занятий, кроме как собираться здесь и беседовать.
Передо мной раскинулась вся гавань. В дальнем ее конце гранитная стена уходит в море, а там, где она изгибается, высится маяк. Вдоль стены тянется массивный пирс. С другой стороны бухты пирс не такой внушительный, в конце он сворачивает в сторону берега, и на изломе тоже построен еще один маяк. Таким образом, остается лишь небольшой проход в гавань, за которым открывается необъятная водная гладь.
Здесь очень красиво во время прилива, но когда он проходит, вода почти полностью исчезает, и лишь Эск течет к морю среди песчаных насыпей. За бухтой, примерно в полумиле, виднеется высокий утес, на обрыве которого стоит южный маяк. Рядом с ним установлен бакен с колоколом, и он звонит сам по себе во время ненастья, оглашая окрестности своей печальной песней. Здесь ходит поверье о том, что если корабль сбился с курса, то в море обязательно услышат этот звон. Надо расспросить стариков об этом. Вот, кстати, один из них приближается…
Какой забавный человек! Он ужасно стар: все лицо его изрезано мелкими морщинами, точно кора на дереве. Он говорит, что ему почти сто и что в былые времена он служил матросом в Гренландской рыбацкой флотилии, аккурат в те годы, когда случилась битва при Ватерлоо. Боюсь, в нем чрезмерно развит скептицизм, потому что, когда я спросила его о колоколе и о Белой Леди, он был крайне лаконичен:
– Я бы на такое не клевал, мисс. Почитай, все уже в прошлом. Однако я не говорю, что того отродясь не бывало, но в мои времена об этом уже не слыхали. Такие байки сходят с рук у приезжих и всяких там новичков, но негоже такой красивой молодой леди слушать эти россказни. Конечно, которые приезжают из Йорка и Лидса, трескают здесь селедку, пьют чай да ищут черный янтарь подешевле, на эти сказки падки. Никак не возьму в толк, кому охота им врать. Даже в газетах, где полно разной ерунды, такого не сыщешь.
Я подумала, что смогу узнать у него множество занятных вещей, поэтому поинтересовалась, не согласится ли он рассказать мне об охоте на китов, как это было в старину. Но не успел он начать, как часы пробили шесть, и старик куда-то заторопился.
– Ох, вот незадача, так мне уже пора домой, мисс. Моя внучка шибко серчает, если я опаздываю к чаю. Мне еще по ступенькам, будь они неладны, а утроба у меня прямо по часам урчать начинает.
Он суетливо заковылял прочь, спеша, насколько мог, вниз по холму. Холмы здесь и правда безмерно хороши. Они спускаются от церкви к городу, их здесь целые сотни, а переходы между ними такие плавные, что их легко можно преодолеть даже на лошади. Мне кажется, их происхождение должно быть как-то связано