условиях, и ничего этого у нее не было. И он вздрогнул, почувствовав, как червь сомнений зарождается в его душе. Что если и его браку со временем суждено превратиться в тяжелые узы, союз, который зиждется лишь на материальной основе и обязательствах перед обществом, и который неминуемо распался бы, если б не лицемерие с одной стороны и покорность с другой.
В его представлении не кто иной, как Лоренс Лефертс, пожалуй, был мужем, сумевшим создать некое подобие той семейной идиллии, о которой он так мечтал. Будучи знатоком этикета и законодателем мод, он сумел вылепить себе жену по своему образу и подобию, что было весьма удобно, в первую очередь, для него самого, – особенно, когда он (а делал он это не так уж редко!) позволял себе флиртовать с чужими женами. Между тем, его жена, пребывая в блаженном неведении, любила повторять: «Лоренс всегда придерживается исключительно строгих правил!», и краснела в негодовании, отводя взгляд всякий раз, когда кто-нибудь ссылался на мнение Джулиуса Бьюфорта (этого иностранца с сомнительной репутацией!), известного всему Нью-Йорку «законодателя традиций».
Ачер тешил себя надеждой, что он не такой осел, как этот Ларри Лефертс, а Мэй не такая наивная, как бедная Гертруда, но вся-то разница между ними заключалась в отсутствии интеллекта у одних и его наличии – у других, а не в образе жизни. Реальность, в которой они жили, напоминала Ачеру театр пантомимы: то был мир условностей, в котором истина всегда замалчивалась. Более того, о ней предпочитали не думать! Взять хотя бы ту же миссис Велланд, которая прекрасно понимала, почему Ачер настоял на том, чтобы об их помолвке с Мэй было объявлено на балу у Бьюфортов. В конце концов, именно этого все от него и ожидали, но миссис Велланд сделала вид, будто поступает так не по доброй воле, а по принуждению. Можно подумать, он, как какой-нибудь первобытный охотник, силой уводил невесту из пещеры ее сородичей (книги о первобытнообщинном строе уже тогда читались просвещенными людьми). А в результате эта юная девушка, его невеста, которая каким-то чудом умудрялась существовать внутри этой детально разработанной системы мистификаций, оставалась для него непостижимой загадкой, благодаря своей чистоте и искренности. Да, Мэй честна («О, бедная возлюбленная!») потому, что ей нечего скрывать; она сияет чистотой, так как в жизни ничего дурного не совершила! И вот, абсолютно неподготовленная к неожиданным «поворотам судьбы» (как называют разные непредвиденные обстоятельства умудренные опытом главы семейств), эта юная девушка в одночасье станет женой, его женой! Конечно, молодой человек был влюблен. Но никто не смог бы утверждать, что он потерял голову от любви. Он восхищался нежными чертами своей возлюбленной, ее душевным спокойствием и грацией; он любил смотреть, как она скачет на лошади и с каким азартом и ловкостью играет в спортивные игры; он старался привить ей вкус к литературе, и она делала первые попытки приобщиться к интеллектуальному чтению под его руководством. Мэй достаточно преуспела в этом занятии, и от души смеялась