лежащей перед ним. Для животного, находящегося в состоянии дремотного довольства, как бы не существует окружающей суеты и шума: конечно, оно не замечает и спутницу, сидящую на его спине на седельной подушке.
Верхнее платье из светлой шерстяной материи совершенно закрывает ее фигуру, тогда как белая вуаль скрывает голову и шею. Изредка на мгновение она раздвигает покрывало, но не настолько, чтобы можно было разглядеть ее лицо.
К мужчине наконец подошел кто-то и, став против него, спросил:
– Вы не Иосиф ли из Назарета?
– Так меня называют, – отвечал Иосиф, важно повернувшись в сторону говорящего, – а вас… Ах, это вы! Мир вам, мой друг, равви Самуил.
– И вам того же, – равви помолчал и, взглянув на спутницу Иосифа, добавил:
– Мир вам, вашему дому и всем домочадцам!
С последними словами он приложил руку к груди, наклонил голову в сторону женщины, которая, чтобы посмотреть на него, раздвинула покрывало настолько, что на один миг можно было увидеть ее юное лицо.
– Вы так мало запылились, – сказал фамильярно равви, – как будто ночевали здесь, в городе наших отцов.
– Нет, – возразил Иосиф. – Добравшись засветло до Вифании, мы остановились там в каннe (гостиница), а затем с рассветом снова были в пути.
– Да, длинна ваша дорога. Куда же вы идете, не в Яффу, надеюсь?
– Нет, только до Вифлеема.
Дружеское выражение лица равви при этих словах омрачилось, не предвещая ничего хорошего. Вместо кашля из его горла вылетело рычание.
– Понимаю, понимаю, – заговорил он. – Вы родились в Вифлееме и теперь идете туда с вашей дочерью, чтобы там, исполняя повеление кесаря, подвергнуться переписи и потом платить подати. Положение детей Иакова в настоящее время ничем не лучше того, каким оно было во времена египетского пленения, только теперь у них нет ни Иосифа, ни Моисея. Как низко пали потомки могучего народа!
Иосиф, не переменяя ни позы, ни выражения лица, сказал только:
– Спутница эта мне не дочь.
Но равви уже было трудно оторваться от политики, и он продолжал, не обращая внимания на слова Иосифа.
– Чем же занимаются зилоты (еврейская политическая партия в эпоху войн с римлянами, выступавшая за непримиримую борьбу с Римом) в Галилее?
– Я плотник. Назарет же – это деревня, – сказал Иосиф благоразумно. – Улица, на которой стоит моя мастерская, не на той дороге, что ведет в город. Работа с деревом не позволяет мне принимать участие в партийных спорах.
– Да ведь вы еврей, – яростно заговорил равви, – ведь вы еврей, и к тому же из колена Давидова. Невозможно, чтобы вам доставляло удовольствие платить какую-нибудь подать, кроме динария, воздаваемого по древнему обычаю Иегове?
Иосиф сохранял прежнее спокойствие.
– Я хлопочу не о размере подати, – продолжал его друг. – Динарий – это пустяки. Нет, дело не в том. Сама попытка обложить нас податью – оскорбление, согласие же наше платить