нередко двухэтажными, с верандами, покрывавшими тенью двери и окна нижнего этажа. Галереи, защищенные балюстрадами, украшали и охраняли верхний этаж. Там и сям эти здания переходили в красивые колоннады, не задерживавшие свободно разгуливавшего между ними ветра и позволявшие видеть сквозь них другие части строения, благодаря чему еще резче выступала их собственная грандиозность и красота.
Сад представлял собой также очень приятное зрелище: аллеи, зеленые поляны, кустарники, высокие деревья – редкие образцы пальм перемешивались с абрикосовыми деревьями и орешником. В центре сада помещался глубокий мраморный бассейн, в нескольких местах которого были устроены желобки, по ним вода спускалась в канавки, шедшие по краям садовых дорожек. Неподалеку был маленький пруд с чистой водой, осененный олеандрами, растущими на Иордане сплошь до Мертвого моря. На его берегу в тени сидели два юноши и серьезно разговаривали, не обращая внимания на палившее их солнце при полном отсутствии малейшего ветерка. Одному юноше было лет девятнадцать, другому – семнадцать. Оба были красивы, и с первого взгляда их можно было принять за братьев. У обоих были черные глаза, черные волосы и загоревшие лица. Они сидели, и разница в росте казалась столь же незначительной, как и разница лет.
У старшего голова была непокрыта, широкая серая туника из тончайшей шерстяной материи с красной опушкой, спускавшаяся до колен, составляла весь его костюм и указывала на его римское происхождение. Руки и ноги юноши были смуглы, как и лицо: тем не менее, грация, тонкие черты лица, голос – все свидетельствовало о высоком положении. И если временами он смотрел свысока на своего товарища и обращался к нему как к низшему, то это объяснялось тем, что он происходил из семьи, считавшейся благородной даже в Риме, – обстоятельство, оправдывавшее в ту пору всякого рода заносчивость. В эпоху страшных войн между первым кесарем и его могущественными врагами один из рода Мессалы был другом Брута. Позднее, когда Октавий домогался императорской короны, Мессала поддерживал его. Сделавшись императором Августом, Октавий вспомнил услугу, оказанную ему Мессалой, и окружил почестями все его семейство. Когда же Иудея была превращена в провинцию, он послал сына своего старого приверженца в Иерусалим и вверил ему сбор и управление собираемыми в стране налогами. В этой же должности оставался потом его сын, деля дворец с первосвященником. Наш юноша был сыном этого Мессалы, ни на минуту не забывавшим отношения его дедушки к великим римлянам.
Внешний вид собеседника Мессалы был скромнее: его платье было из тонкого белого полотна, какое носили в Иерусалиме, голову покрывала ткань, поддерживаемая желтым шнуром. Наблюдатель, искусный в распознавании рас, обративший свое внимание скорее на черты его лица, нежели на костюм, тотчас же мог признать в нем еврея. Лоб римлянина был высок и узок, нос острый, орлиный, губы тонкие, прямые, глаза смотрели холодно. Напротив, у израильтянина лоб был низок и широк, длинный нос с расширенными ноздрями,