по экрану. – А то, что вы делали, запрещено…
Надя вытянула шею, и, прежде чем полицейский спрятал от нее гаджет, успела разглядеть слово «протокол».
– Нет, пожалуйста! – взмолилась она, инстинктивно тронув парня за плечо, и тут же поняла, что совершила ошибку.
Полицейский отшатнулся от нее, будто она вытащила складной ножик, в глазах его мелькнул неподдельный ужас. Сколько ему было, этому юному блюстителю правопорядка? Немногим больше двадцати? Что называется, не нюхал пороха, зато, вероятно, слышал от коллег байки про безжалостную русскую мафию.
– Давайте сделаем так, – мягко, как на переговорах с террористом, продолжила Надя. – Я позвоню господину Шульцу, он вам все подтвердит. А это, – она продемонстрировала фломастер, отчего полицейский вздрогнул. – Маркер для доски. Он стирается, понимаете?
Трудно было сказать, понимает ее парень или нет, но рука его легла на рацию, и Надя обреченно закрыла глаза. Всяким ей приходилось жертвовать ради Платона: временем, нервами, сном, личной жизнью, в конце концов, но свободой – еще никогда. Она уже видела себя в полосатой робе с кандалами на ногах в тесном тюремном дворике, где все стены почему-то увешаны афишами с довольной физиономией Платона.
– Вам придется поехать со мной.
– Подождите! – Надя поскорее вытащила смартфон, чтобы набрать Шульца. – Это человек из Музикферайн… Сейчас, одну секунду… Он подойдет…
Она специально включила громкую связь, чтобы полицейский не заподозрил ее в махинациях. Парень недоверчиво замер, и Надя приняла это за хороший знак. Во всяком случае, он до сих пор не уложил ее лицом в асфальт и не скрутил руки за спиной. Сейчас только Шульц объяснит, что это из-за него она карабкалась по стенам, как человек-паук, и выложила десять кровных евро уборщику из филармонии, чтобы он одолжил ей стремянку. А, и еще четыре девяносто девять за маркер.
Однако из динамиков послышалась только заунывная баллада про абонента.
– Сейчас, я еще раз… – Надя попыталась сбросить звонок, но руки дрожали, и сенсорный экран не реагировал. – Давай же…
– Прошу вас, пройдем в машину.
– Нет, я… Господин Шульц… Томас… – весь кислород из воздуха словно исчез, и Наде стало нечем дышать.
Грудную клетку зажало невидимыми тисками, анаконда паники свернулась тяжелым клубком вокруг шеи.
– Вам плохо?
– Я… – Надя отчаянно пыталась вдохнуть, согнулась, опершись на колени и хватая ртом воздух.
Такого с ней не было еще никогда: Надя всю жизнь считала себя боевой и смелой, не боялась ничего, кроме высоты, да и то научилась справляться с собой. Залезла ведь на стремянку, смогла! А тут вдруг испугалась до чертиков какого-то полицейского. Ну что он мог ей сделать? Отвезти в участок? Арестовать до выяснения обстоятельств? Штраф выписать?
Умом Надя понимала, что никакой глобальной катастрофы не произойдет, но разум будто отделился от тела и самоизолировался в какую-то маленькую коробочку глубоко внутри.
– Все будет