поля и Город разделяло всего несколько километров пути по прямым широким тоннелям, до сего момента Рогман ни разу не бывал тут.
Город этнамов потряс его. Долгое время в сознании мальчика этот необъятный зал, чьи стены возносились вверх на тридцать-сорок метров, будет оставаться чем-то потрясающим, находящимся на грани понимания…
Отвесные стены тянулись все вверх и вверх, так что приходилось запрокидывать голову, пытаясь разглядеть их. В первый момент мальчику пришлось вступить в борьбу с внезапной тошнотой и слабостью, но он все же сумел задрать подбородок и широко распахнуть глаза, чувствуя, что сейчас просто потеряет сознание от нахлынувших на него впечатлений.
Впервые в жизни он не смог различить потолка. Там, куда он устремил свой помутившийся взгляд, на головокружительной высоте молочными полосами тянулись сгустки испарений, за которыми оказалось невозможным разглядеть структуру перекрытий, был виден только источаемый ими свет… Ошалевший взгляд Рогмана скользил поверх крыш одно-, двухэтажных домов и нигде не находил преграды – зал оказался столь велик, что его противоположной стены не было видно из-за расстояния и тумана, который вился над постройками и медленно, лениво утекал в огромные, забранные решетками зевы вентиляционных труб. Чуть выше, приблизительно на уровне двадцати метров от пола, из стен зала торчали опаленные и перекрученные балки обрушившихся в незапамятные времена перекрытий, над которыми виднелись черные глазницы входов в какие-то туннели, но, куда они вели и бывал ли кто-то в них, Рогман, естественно, не знал.
Из транса его вывел грубый толчок.
– Хватит глазеть… – проворчал Эргавс, толкнув его по направлению кривой и узкой улицы. – Запоминай дорогу.
В тот момент Рогману казалось, что он попал в несбыточную страну своей мечты.
Город давал пьянящее ощущение свободы, на его улицах толклось столько народа, что никто просто не обращал внимания на клонга, который шел вслед за Управляющим.
На обратном пути, когда груз уже был сдан, Эргавс обратил его внимание на то, как под потолком начал тускнеть свет.
– Теперь будешь ходить в город сам, – глухо проворчал он, ухватив Рогмана за волосы и резко задрав его голову к потолку. – Видишь, свет тускнеет? Смотри, это называется «ночь». Ночь – время Высокородных. Они охотятся по ночам на этих улицах на глупых, заблудившихся клонгов. Никто не смеет противиться воле этнама, запомни: задержишься тут, когда тускнеет свет, – умрешь.
– П-почему? – задыхаясь, переспросил Рогман.
– Этнамы – хищники. Они едят мясо. Этнамы любят кровь. Они не могут все время есть сою и овощи. Днем они спят, а ночью выходят на охоту.
– Они едят сенталов?! – в ужасе отшатнулся Рогман.
– Они едят клонгов! – раздраженно ответил Эргавс.
«Какая разница?! – не в силах совладать с ужасом и отвращением, подумал Рогман. – Ведь рабы – это провинившиеся сенталы!»
Однако у него