вдруг накатило, накрыло с головой, еще более жестокое от теплого солнца, бьющего в окна, от молчаливого порядка, в котором находились все предметы в доме. Телефон звонил и звонил, и чем ближе подходила Ольга, тем надсаднее был звук, как будто звенело внутри головы, а не снаружи.
– Мартин! – опять позвала она, заглядывая в спальню мужа. И опять не услышала ответа.
Кровать была аккуратно заправлена, ни морщинки. На тумбочке двумя ровными стопками лежали журналы – отдельно автомобильные, отдельно научные. Между стопками помещался кожаный очечник – и можно было не сомневаться, что очки находятся именно внутри, а не валяются где-нибудь в доме. Звук не прекращался. Ольга аккуратно прикрыла за собой дверь и стала медленно спускаться, вцепившись в перила – лестница была крутовата. Раньше она не замечала этого и легко порхала вверх-вниз, целыми днями, из спальни в кухню, из кухни в детскую, из детской в гостиную, а теперь вот хватается что есть силы, словно находится не дома, а на корабельном трапе в открытом море. Ольга не помнила точно, когда это началось. Года полтора назад, может быть, два. В первый раз она списала на давление, на усталость, потом привыкла. Стала даже шутить по этому поводу, командуя неловким ногам: «Левой-правой, левой-правой!» – Мартин никогда не одобрял этих шуточек. Но сейчас она просто шла вниз, молча, и оттого, что торопилась, еще острее ощущала, как медленно движется.
Ей было не по себе. Уже не просто тревожно, а немного страшно. Поэтому, добравшись до места, трубку сразу не подняла, а еще некоторое время примерялась к ней, будто решала, как ловчее взять, чтобы разом утихомирить, не выпустить из дрожащих рук.
Голос в трубке она узнала сразу. Хотя слышала его в последний раз… Когда? Она уже не помнила. Таня в прошлый раз звонила ей, дай бог памяти… к чему обманывать себя, Таня никогда ей не звонила. И не писала. Ни единого разочка за прошедшие сорок лет. И даже когда умер папа, Ольга узнала об этом через третьи руки, случайно – и так поздно, что не успела не только на похороны, но и на сороковины.
– Могу я услышать Ольгу Александровну? – строго спросила трубка. И невольно вместо «здравствуй» Ольга пролепетала испуганно:
– Танечка, что случилось?
1
Тане выбрали имя без всякого литературного умысла. Она была названа в честь бабушки по папиной линии. И спустя три года, решившись на второго, родители ждали, конечно, мальчика. Но родилась снова девочка. В досаде ли, или просто было у папы такое чувство юмора, но, едва узнав в роддоме эту новость, он тут же предложил младшую дочку назвать Ольгой, чтобы вышло в честь знаменитых пушкинских сестер. Он сказал это не всерьез, но жене мысль неожиданно понравилась. Ей казалось, это выйдет интеллигентно и оригинально. И младшенькую назвали, действительно, Олей.
С тех пор родители, сами того не сознавая, стали искать в дочерях соответствия литературным образам. Таня была темненькая, а Оля – светлая шатенка. И это было правильно. Таня не очень любила играть в подвижные игры и