забила ледяным потоком из проржавевших труб. Ее бодрящие прикосновения сняли остатки сна со следователя, но не убрали головную боль, вызванную похмельем.
Нил невольно улыбнулся, отворачиваясь, прочь от старшего товарища.
– Что смешного?
– Просто подумал, насколько забавны игры судьбы. Несколько дней назад, я ни подумал бы, о работе лучшей, чем патрулирование города, но, сейчас, преследую убийцу, слава о поступках которого просочилась в эшелон власти. Интересно будет, увидеть конец этой истории.
– Весь смак, быть частью истории от начала до завершения. Узнай, ты сразу, о последствия вряд ли, получил бы удовольствие.
– Не знаю, мистер Хэйс. Не знаю…
Город N. Кровавая тюрьма.
Тео.
Кровавая тюрьма, словно Колизей для битвы, огибает пространство на сотни метров; металлические стены взгромоздились ввысь, скрываясь в пучине кучевых облаков. Редкие окна зияют в лучах, что пробираются через столб клубящихся туч.
Нас свозят сюда с разных концов страны, для отпущения грехов, как любит, пошутить местная власть. Для них, мы мусор, отходы, что выплюнуло общество, что заслуживают быть сожжёнными, уничтоженными в этих холодных тесках металла.
Тюрьма стала моим новым миром; миром, в котором предстояло существовать до тех пор, пока тело не сдаться, а дух не померкнет. Вселенная, заключенная в одном куске прогнившей земли. Как велика и в тоже время мала, стала зона моего существования.
Бесконечность коридоров, что вьются, будто лабиринт минотавра, чувствую я, когда прохожу по лестницам, но вижу лишь тьму. Они покрывают наши глаза плотной повязкой, чтобы отмести всякую мыль о побеге. Им неугодно убивать нас. Вся суть тюрьмы подчинение.
Службисты, что охраняют подступы к «хранилищу списанных душ», питаются криками и страданием. Они знают, что за «птички» угодили в клетки метр на метр, знают, и не скупаются на грубости. Слова не задевают так сильно, как удар хлыста о голую кожу. Я готов слыть дерьмом, проклятым, уродом, примерить какое угодно имя, лишь бы не слышать скользящий полет орудия в воздухе; не падать пред ними обессилев.
В те краткие мгновения, что я держусь в сознании, передо мной открывается свет ламп и оконная рама – маленький квадрат между моим миром и соседствующим по ту сторону тюрьмы. Там, за чертой деревянных досок и прозрачной поверхностью стекла солнца нет, но небо все тоже – серое, с голубым отливом, походящее на потрескавшийся лед.
Лишь наблюдая замерным движение облаков, смакуя сладкий воздух на губах, я желаю, жить.
Сейчас, мои ноги в очередной раз меряют шагами коридор. Время молитв.
Шутка ли это или проявление милосердия, но они сделали в аду комнату, где заключенным дозволено, взывать к высшим силам. Часть программы покаяния.
Но о чем мне молится? Я исчерпал все просьбы уже на первом году пребывания в Кровавой Тюрьме. Не осталось ничего.
Такого мира стремились достичь наши предки?
Я опускаюсь на колени перед алтарем усеянным свечами. Надзиратели отступают назад к двери, засекая пятнадцать минут на наручных