и прессы, работающие по-крупному. А биндюжка, где заседали наладчики, вообще находилась на перекрестке, и чтобы попасть, например, в туалет или вообще выйти из цеха, нужно было непременно пройти мимо. Дверь каморки наладчиков практически всегда оставалась открытой, поэтому продефилировать мимо незамеченной не представлялось возможным. Но…
Марина никогда не играла на сцене, и в школьный драмкружок ей был закрыт путь, потому как девушка обладала пышными формами, но одну роль она всегда исполняла на 5 с плюсом. Деланное безразличие. Это было своего рода защитной реакцией от насмешливых взглядов и прозвищ сверстников в ее адрес. Изо дня в день, еще в школе, Маринка оттачивала сие мастерство и изрядно в нем преуспела. Конечно, боковым зрением она всегда видела, что на нее кто-то смотрит, и слышала все, что ей иногда кричали в след безжалостные мальчишки (не глухая же!), но проплывала мимо словно ледокол «Ленин»: степенно, величаво и в какой-то степени даже надменно. И однажды Марина своего добилась: ее оставили в покое. Пригодилось это ей и на заводе. Марина и Катя оказались в своей бригаде самыми молодыми. Мало того, девушки были из города, то есть прической, макияжем и умением одеваться модно и со вкусом значительно отличались от своих коллег, которые приехали за большим рублем из соседних деревень. Разумеется, этот факт мгновенно оценили все мужики, работающие на заводе. Поглазеть на городских приходили даже из соседних цехов.
***
А посмотреть было на что. Марина и Катя девицы были хоть куда, кровь с молоком. Для начала они наотрез отказались надевать брезентовые комбинезоны и заменили спецовку на рабочие черные халаты. Солдатские бутсы тоже безвозвратно уехали в сады-огороды к родне, а на их место пришли симпатичные кеды в цветочек с кислотными зелеными и желтыми шнурками. Несмотря на все угрозы и наказы начальства, каски на заводе носили только единицы, и Марина с подругой в их число не входили. В те годы в моде были начесы, и Леха называл Катьку не иначе как взрывом на макаронной фабрике, потому как кудрявая от природы девушка возводила на своей голове нечто подобное. Делала она это, как и Марина, и равно тысячи других дам в 80-е при помощи массажной расчески и лака для волос «Прелесть», аромат которого и липкая корка после опыления совсем не соответствовали приятному названию парфюмерного средства.
Постепенно девичья часть бригада Аллы стала меняться, ведь молодая смена регулярно организовывала мастер-классы по нанесению макияжа. Случалось, Катька брала в руки ножницы и беспощадно кромсала жиденькие хвостики теток-штамповщиц. Из вагончика-бытовки то и дело выплывали аки павы разительно видоизменившиеся дамы: с накрашенными губами и свежими стрижками. Алла откровенно завидовала молодости Маринки и Катьки, но и она однажды отдалась в руки подруг-новаторш. Мастерицу (вне очереди, естественно!) модно подстригли, красиво накрасили и потребовали выбросить вульгарные перламутровые тени. С нескрываемым удовольствием рассматривая себя в квадрат зеркала, висящий на стене, Алла торжественно пообещала, ведь новый образ срезал женщине лет пять.
Вместе