стеме Ridero
Тихая сонная улочка вздрогнула от грозного рычания, это молнией промчался лаймовый «камаро» цвета хамелеон, напугал молодую мамашу с коляской и вызвал бурю восхищения у кучки дорожных рабочих в оранжевых жилетах. Лихо подрулив к высотному жилому дому, автомобиль дернулся и затих. Оранжевое пламя перламутра прокатилось по двери при открывании, выпуская наружу упитанную фигуру в дорогом пальто. Молодой мужчина очень торопился, и эта спешка создавала хаос вокруг него: то ключи упадут в лужу, то закрывшаяся дверь прихлопнет полу пальто, но, невзирая на все препятствия, он преодолел десяток метров до подъезда.
Подходящая рифма к слову «нужно» никак не подбиралась, в голове крутились всякие дурацкие слова, типа «натужно» и «окружно», когда прозвучал вызов домофона. Поток неразборчивой, сбивчивой речи перемежался именем Марта как заклинанием, значит, кто-то из своих, она открыла. Сначала консьержка не узнала пришедшего – лицо в пятнах лихорадочного румянца было напряжено, и куда девалась былая вальяжность и заносчивость?
– Вы меня помните?
– Ну, конечно, я вас знаю, а в чем дело? Почему Цветана сама вам не открыла? Она должна быть дома.
– Вот именно. Я звоню, пишу… а у нас сегодня съемка.
– Она никуда не выходила. Позавчера вечером вернулась с охапкой цветов и со смехом сказала мне: «Сутки буду спать, никого, даже черта, ко мне не пускайте». Но никто и не приходил.
– Я сам ей это посоветовал, – с раздражением проговорил визитер, – но ведь она должна была проснуться и выйти на связь.
– Ничем не могу вам помочь. Поднимитесь, позвоните в дверь, возможно, она забыла включить телефон и компьютер.
Мужчина хотел что-то сказать, но передумал, его фигура, направившаяся к лифту, выглядела понуро, словно он нес невидимый тяжелый груз на своих плечах. Ох уж эти представители богемы, то порхают и сверкают идеальными улыбками, то впадают в уныние при малейших трудностях. То ли дело она умница и труженица, ей некогда вешать нос, надо добывать хлеб насущный, к тому же эта рифма висела дамокловым мечом: нужно – натужно – простужно, не до продюсеров ей.
Тело затекло от долгого сидения, и надо было немного разогнать кровь, тогда и голова будет работать лучше. Покидать свою каморку Марта не имела права, кругом были камеры наблюдения, зато внутри могла перемещаться хоть по потолку. Она сделала несколько простых упражнений, сесть – встать – руки вверх – вниз, сразу полегчало – холодные конечности приобрели температуру живого организма.
В крепком теле женщины, перешагнувшей сорокалетний рубеж, еще теплилась надежда на счастье, еще не была утрачена природная привлекательность, однако душа ее томилась в ледяном плену былых страданий, и именно это делало ее незаметной для мужчин, даже на таком проходном месте, как многоквартирный подъезд. Многие жильцы не узнавали ее на улице, для них она была лишь частью своей каморки. Да, они по нескольку раз в день говорили: доброе утро, Марта, это я, сегодня ко мне придет курьер, добрый вечер, спокойной ночи, Марта, но почти никто не узнавал ее вне рабочего места. Стоило ей выйти из подъезда, и она сразу становилась невидимкой, ее не замечали.
Ну и пусть, зато она станет знаменитой поэтессой, прославится, и все без исключения будут мечтать о ее автографе, и будут гордится знакомством с ней, а ее биографы потом напишут: ее талант открылся внезапно, прямо на рабочем месте. Поэзия это было ее последнее увлечение, после вязания спицами и крючком, разгадывания ребусов, садоводства на балконе, папье-маше, лепки, декупажа и еще десятка весьма затратных хобби, на которые уходила вся ее небольшая зарплата. Поэтому она и приняла волевое решение, что ручка и бумага – это тот максимум, который она может себе позволить. Если не пойдут стихи, есть еще проза, но останавливаться она не собиралась, ее неуемная натура рвалась на творческие просторы, все семь лет с началом новой жизни. Перелом случился после бездарного развода и ухода со старой доброй работы в конструкторском бюро – там работал ее бывший муж, а смотреть на его довольное лицо совсем не хотелось. Да, пришлось поскитаться, помыкаться, в какой-то момент она даже порывалась вернуться, но бюро закрыли, народ разбежался. И вот она здесь, в каморке полтора на метр двадцать уже восемь месяцев. Сначала было унизительно как-то, а теперь привыкла, жильцов всех шестнадцати этажей знала не только в лицо, со многими была в хороших, почти дружеских отношениях.
Лифт открылся и выскочил больше прежнего взволнованный продюсер.
– Ее нет дома! Что делать?.. Нас ждут на телевидении! Где ее искать?
Марта пожала плечами, ему лучше знать, где искать свою подопечную, но она могла поклясться, что при ней, то есть с 9 до 21 часа Цветана не выходила из дома.
– Вы даже не представляете, Марта, как с ними трудно! – интонация продюсера изменилась, он пытался вызвать сочувствие у собеседницы. – С артистами, хуже, чем с детьми.
Марта наконец вспомнила его фамилию – Звездунов, очень подходящая для продюсера, если, конечно, это не псевдоним.
– Может, вам чаю предложить? У меня как раз