Мария Фомальгаут

Август, в который никто не придет


Скачать книгу

нужно

      С дорогими – разлуку предсказывать.

      Ни лихие года,

      Ни разлуки – увы, не нужны,

      Безмятежный не станет

      По ночам ворошить суеверия,

      По большим городам

      Ходим мы – нехорошие сны

      И с плохими вестями

      Стучимся в закрытые двери.

      Мы бледнеем, худеем

      И теряем мы перья-печали,

      При вечерней звезде

      Подлетаем к каминам-свечам,

      И все больше людей

      Смотрит светлые сны по ночам

      И все меньше людей

      По ночам выбирает печали.

      А спокойные люди

      Дни грядущие знать не хотят,

      От уютных домов

      Гонят сны – несвятые, неладные,

      Бросят крестик на грудь,

      Окна-двери закроют шутя

      На амбарный замок,

      И повесят над окнами ладанку.

      От ворот до ворот

      Провожает нас молча луна,

      Неприютные, бедные

      От постели к постели кочуем

      Снова ищем кого-то,

      Кто захочет всю правду узнать,

      И грядущие беды

      В темных снах беспокойных почуять.

      От луны до луны

      Ходим мы – от страны до страны,

      От весны до весны

      Горько тешим свое одиночество,

      Ведь кому-то нужны

      Нехорошие вещие сны,

      И кому-то нужны

      Нехорошие наши пророчества.

      Человек без тайны

      – …Вы понимаете… что это просто неприлично?

      Пол уходит из-под ног. А на что, собственно говоря, я надеялся, когда сюда пришел. Ну, хотя бы… хотя бы там – мы рассмотрим вашу заявку, или там – мы вам перезвоним, даром, что телефоны у нас еще не изобрели…

      А тут – вот так – в лоб – сразу:

      – Вы хоть понимаете… что это неприлично уже?

      – Ну… – мысленно хлопаю себя по затылку, ну неужели не мог ничего поумнее сказать, ну там, хотя бы, а что вы против меня имеете, или там – почему вы считаете это неприличным, – а тут нате вам, ничего кроме му да ну сказать не могу, еще с самого детства, училка начнет прикапываться, почему тетрадь забыл, а ты в следующий раз себя забудь, и я вместо того, чтобы – да со всем моим превеликим удовольствием забуду – вот так вот стою, мычу что-то, только колокольчик на меня повесить и в коровник пустить…

      Констебль смотрит на меня. Пристально.

      – Кого вы убили?

      Меня передергивает.

      – Да никого я не убивал, я…

      – Ну, хотя бы признайтесь, скольких человек…

      – …да нискольких, говорю же вам…

      Снова смотрит, снова пристально:

      – Что вы украли?

      Чувствую, что краснею, какого черта я краснею, я же не крал ничего…

      – …да ничего я не крал…

      – Что. Вы. Украли.

      – Ничего, – отчаянно пытаюсь вспомнить хоть что-то, какие-нибудь яблоки у соседей, да ничего подобного, отродясь на дух не переносил яблоки эти, все крыльями хлопают, ах, витамины, ах, полезно, а меня с одного запаха воротит…

      – Может… жизнь кому-то разрушили?

      – Да… как-то так больше мне