рту. Это лето стало одним из самых жарких на моей памяти. Даже сейчас, в конце сентября, листья на деревьях усохли, а земля состояла из мертвых растений, пыли и жуков. Взрослые вспоминали о дожде, как о чем-то давно минувшем и сказочном.
– Папочка скоро вернется, – сказала Поппи с оттенком грусти в голосе.
– Знаю.
– Расскажи еще раз. Ту историю твоего рождения. Историю твоего имени.
Я улыбнулась и присела на верхнюю ступеньку крыльца.
– Опять?
– Опять, – кивнула Поппи, рассеянно собирая с земли сухие былинки.
– Всю жизнь мамочка хотела быть принцессой, – благоговейно начала я. Именно таким тоном эту историю рассказывал папа, когда укладывал меня спать. Он повторял для меня рассказ о моем имени каждый вечер, до самой своей смерти. – Когда ей было всего десять, она мечтала о пышных платьях, мраморных полах и золотых чашках. Она так сильно этого хотела, что верила: однажды ее мечта сбудется. Когда она вышла замуж за папу, то знала, что на самом деле он принц.
Поппи вскинула брови и вытянула шею, впитывая мои слова.
– Но на самом деле твой папа не был принцем.
Я покачала головой.
– Не был. И все же мамочка полюбила его больше, чем свою мечту.
– И тогда они поженились, и у них родился ребеночек.
Я кивнула.
– Мамочка хотела быть королевой и даровала имя и титул другому человеку, который был ей ближе всех на свете. Ей казалось, что имя Кэтрин подходит для принцессы.
– Кэтрин Элизабет Кэлхун, – проговорила Поппи, выпрямляя спину.
– Величественно, правда?
Поппи наморщила нос.
– Что такое «величественно»?
– Прошу прощения, – прозвучал низкий голос из угла двора.
Поппи вскочила и уставилась на незваного гостя.
Я встала рядом с ней и приставила ладонь козырьком ко лбу, чтобы заслонить глаза от солнца. Сначала я видела только темный силуэт, но потом разглядела лицо. Я едва его узнала, но на груди у него висел фотоаппарат, и это его выдало.
Эллиотт стал выше, его плечи стали шире, руки мускулистее. Четко очерченная челюсть делала его похожим на мужчину, а не на того мальчика, который остался в моей памяти. Волосы стали длиннее, теперь они доходили ему до середины лопаток. Он опирался локтями о наш забор и улыбался, всем своим видом выражая надежду.
Я обернулась через плечо и велела Поппи:
– Иди в дом.
Она встала и молча вошла внутрь. Я посмотрела на Эллиотта и отвернулась.
– Кэтрин, подожди!
– Я долго ждала! – огрызнулась я.
Эллиотт сунул руки в карманы шорт цвета хаки, и у меня защемило сердце. Он так изменился с того дня, когда я видела его в последний раз, и все же остался прежним. В нем мало что осталось от худого, долговязого подростка, с которым я познакомилась два года назад. Он больше не носил брекеты и мог похвастаться идеальной улыбкой – белые зубы казались еще белее из-за