целенаправленно занимался графическим рисунком. Стасу в этом смысле было легче – он же не специализировался на графике и проектировании столь же основательно и углублённо, как ты. Отсюда бóльшая разноплановость его рисунков, более богатая трактовка образов, более смелый выбор красок и других материалов для рисования. Но это вовсе не повод, чтобы ты унывал и опускал руки. В твоих рисунках есть свой стиль, своя индивидуальность, свой особый почерк, который не спутаешь ни с чем. А это уже несомненный знак качества.
Улыбка расцветала на лице Влада всё сильнее. Каждое слово матери было для него на вес золота. Марина Сергеевна не льстила сыну и не хвалила его слишком откровенно, и вместе с тем любая её оценка, любая сдержанная похвала, любое деликатное замечание буквально окрыляли Влада, даря ему надежду. Ему захотелось прямо сейчас, в присутствии матери, сесть за настольный мольберт и, вдохновившись её словами, воплотить на плотном листе ватмана, установленном поверх картонной основы, самый смелый из всех своих замыслов.
– Ну а то, что ты рисуешь не с натуры, как это делал твой брат в большинстве своих работ, – продолжила Марина Сергеевна, – это говорит о том, насколько у тебя богатое воображение и насколько потрясающе живо развито образное мышление.
– Да ладно, мам. – Владу стало неловко. – Это говорит о том, что я ни черта не вижу. А потому просто не могу рисовать с натуры.
– Плохо видеть – ещё не значит не мочь. Запомни это.
Марина Сергеевна встала, прошлась вдоль просторной светлой комнаты, служившей временным пристанищем Влада, подошла к стоящему на тумбочке возле подоконника настольному мольберту, и её взгляд выцепил из общего обзора карандашный эскиз. Это была голова довольно привлекательной женщины, отображённая на широком листе ватмана крупным планом. Особенно выделялись на лице большие, тщательно прорисованные глаза, правильно вписанные в контуры надбровной кости. Эти глаза, благодаря эффекту объёмности, смотрелись как живые.
Влад подошёл к матери сзади и тоже пристально вгляделся в безупречно выполненное объёмное изображение.
– Это работа Лады, – понизив голос, пояснил Влад. – Я немного объяснил ей, как правильно сделать карандашный эскиз головы. Мне кажется, у неё это получилось замечательно. Но, видимо, она слишком торопилась сегодня на свой самолёт и забыла снять этот эскиз с мольберта. Ничего. Я его сохраню, а когда мы вернёмся, передам Ладе. Наверняка у неё дома имеются важные дела, о которых она думала во время сборов, иначе она непременно захватила бы эскиз с собой, я уверен.
Марина Сергеевна повернула голову к сыну и мягко улыбнулась:
– Считай, что я ничего не видела.
Влад заметил, что мать весьма красноречиво подмигнула ему, и смутился:
– Мам. Да чего ты? Мы с Ладой только рисовали… Ну и лепили вместе. Правда.
– Только рисовали и лепили? – Марина Сергеевна вопросительно подняла брови. – Жаль.
Влад покраснел до самых корней волос, а его мать невозмутимо продолжила:
– Нет,