Орма, Эскар и другие, быть может, и научились походить на людей, но сейчас передо мной оказалось суровое напоминание о том, что скрывается под их личинами. Это был вовсе не человеческий взгляд.
Я повернулась к Орме, который задумчиво смотрел в пустоту.
– Это было донельзя унизительно.
Он вздрогнул.
– В самом деле?
– О чем ты думал, когда сказал ей обо мне? – спросила я. – Я, конечно, выбралась из-под отцовской пяты, но правила остаются в силе. Нельзя всем подряд рассказывать…
– А! – Он поднял тонкую руку, отражая обвинение. – Я ей не говорил. Эскар всегда знала. Раньше она была цензором.
У меня в животе все сжалось при упоминании цензоров. Это была организация, которая никому не подчинялась. Они занимались искоренением недраконовского поведения среди саарантраи и запросто копались в мозгах драконов, чьи эмоции, по их мнению, представляли угрозу.
– Чудесно. И что же ты сделал, чтобы привлечь внимание цензоров на этот раз?
– Ничего, – ответил он быстро. – Во всяком случае, она уже не цензор.
– Я думала, может, они сели тебе на хвост за проявление чрезмерной привязанности ко мне, – сказала я, а потом добавила едко: – Хотя уж наверное я бы заметила что-то подобное.
– Я проявляю к тебе приличествующий интерес в рамках допустимых эмоциональных параметров.
Увы, это звучало как преувеличение.
К его чести, он понял, что наш разговор меня расстроил. Не каждый саар обратил бы на это внимание. Его лицо скривилось, как обычно, от неуверенности, что делать с этой информацией.
– Ты придешь на урок на этой неделе? – спросил он. Вербальный кивок в сторону чего-то знакомого и нейтрального – вот единственное, что он сумел придумать, чтобы меня успокоить.
Я вздохнула.
– Конечно. И ты мне расскажешь, что тебе дала та девочка.
– Почему-то тебе кажется, что здесь есть что рассказывать. – В голосе его звучало непонимание, но рука невольно потянулась к груди, к тому месту, куда он спрятал золото. Я ощутила укол тревоги, но приставать к Орме было бесполезно. Расскажет, когда сам решит рассказать.
Он не стал со мной прощаться, как обычно; просто без единого слова отвернулся и направился к собору. Фасад его сиял алым в лучах заходящего солнца. Удаляющийся силуэт Ормы казался на нем темным штрихом. Я проводила его взглядом, пока он не скрылся из виду, завернув за северный трансепт, и так и осталась смотреть в то место, где он исчез.
В эту пору я уже едва замечала одиночество; это было мое нормальное состояние – если и не по природе, то по необходимости. Но после сегодняшних волнений оно давило больше обычного. Орма знал обо мне все, но он был драконом. В удачный день он мог быть сносным другом.
В неудачный – столкнуться с его эмоциональной непробиваемостью было словно о ступеньку споткнуться. Больно, но винить можно только себя.
И все же больше у меня никого не было.
Стояла тишина, только шумела река под ногами, да еще ветер, запутавшийся в голых