жарко и душно.
Вдоль стены стояли диван, обитый потрескавшейся искусственной кожей, и несколько жестких офисных стульев. Над диваном висела репродукция картины – море, покрытое барашками волн, парусник, скользящий по этим волнам под всеми парусами, и над ним – летящие в неизвестном направлении дикие лебеди.
На диване сидели мужчина и женщина. Они сидели на разных концах дивана, чтобы случайно не соприкоснуться, и смотрели в разные стороны. По всему было видно, что это муж и жена в последней стадии развода. Между ними чувствовалось такое напряжение, что воздух потрескивал, как перед грозой.
На стульях сидели еще несколько человек, все были очень озабочены. Еще одна озабоченная женщина быстро ходила по приемной взад-вперед, как тигр в клетке, и то и дело нервно поглядывала то на часы, то на дверь нотариуса.
Вдруг эта дверь приоткрылась, оттуда выглянул серьезный молодой человек с розовыми светящимися на солнце ушами и внимательно оглядел приемную.
– Я, я! – бросилась к нему нервная женщина. – Я первая! Я уже давно жду!
– Фамилия? – осведомился помощник нотариуса.
– Курослепова! Я записывалась на двенадцать…
– Обождите! – Молодой человек бесцеремонно отодвинул ее от двери. – Вас вызовут! А Гусакова есть?
Все завертели головами. Даже муж и жена на диване взглянули друг на друга.
– Я Гусакова! – призналась я, сделав шаг вперед.
– Заходите! – Молодой человек чуть отступил в сторону, приглашая меня в кабинет.
– Как же так? – возмущенно запыхтела нервная женщина. – Она только что пришла, и уже заходит, а я записывалась на двенадцать и все еще дожидаюсь…
– Вас вызовут! – И молодой человек громко захлопнул дверь у нее перед носом.
Я оказалась в кабинете нотариуса.
Нотариус был какой-то странный человек. Казалось, он не родился и вырос, как все остальные люди, а создан искусственно путем сложения двух разных людей. Причем сложили этих двоих не очень аккуратно, наспех, должно быть, перед самым Новым годом.
Правая половина нотариуса была спокойная и неторопливая. Правая рука, как и положено, лежала на столе, придерживая стопку документов, правое плечо было неподвижно, в нем ощущалось чувство собственного достоинства. Левая же сторона была какая-то суетливая и беспокойная: рука то и дело подергивалась, пальцы нервно барабанили по столу или вдруг снимали с пиджака невидимую пушинку. Даже левое плечо то и дело приподнималось, словно выражая недоумение.
Но заметнее всего разница левой и правой половины нотариуса проявлялась в его лице. Правая сторона была неподвижна и безмятежна, как лесное озеро на закате, левая же непрерывно гримасничала – уголок губы то приподнимался, изображая кривую усмешку, то печально опускался, щека подергивалась, левый глаз хитро щурился или смущенно опускался. Даже цвет глаз был разный: правый – блекло-голубой, левый – откровенно карий.
– Борис Борисович, вот госпожа Гусакова, – доложил нотариусу его