смуглая кожа переливалась, словно драгоценный камень, бледно-желтые глаза горели азартом и жаждой наживы.
– Видала мои татуировки? Это метки чародейки из самой Солнечной Земли!
На прилавке лежали странные предметы, назначение которых оставалось для Элеоноры загадкой. Фрагменты серебряных ложек, связанные друг с другом, грубо отрезанные кусочки старинных гобеленов, прозрачные шарики на подставках, серьги с висюльками, содранными с чьих-то штор – все это выглядело бы весьма жалко в полумраке, однако свет, ликующая толпа горожан и солнечные лучи меняли угол взгляда, делая бессмысленные безделушки таинственными и привлекательными.
– Волшебница, значит? – спросила Элеонора, приближаясь к эльфийке. Та гордо кивнула. – Я слышала, вам нельзя покидать Солнечную Землю сейчас, когда подготовка к отражению возможной атаки идет полным ходом. Ты что, преступница? Как преодолела границу?
Глаза продавщицы округлились, она в ужасе отскочила назад. Элеонора чувствовала, что поступила неправильно: обличать шарлатанку на глазах у парочки любопытных зевак, готовых разразиться хохотом и поведать о случившемся всей толпе, было проявлением необычайной жестокости. И все же… Правдой девушка дорожила больше, чем чьей-то загубленной репутацией.
– Ты удивлена, что я знаю о ситуации в стране солнечных эльфов, верно? Мало кто из горожан по-настоящему вовлечен в политические дела, однако о пророчестве знают все. Цитадель ночных эльфов уже пала под натиском тварей. Существа твоей крови должны быть следующими.
Девушка обняла себя руками и задрожала.
– Уходи… – прошептала она одними губами.
– Ты родилась здесь, – неумолимо продолжила Элеонора, – а татуировки набила у очередного несведущего мастера, дабы использовать их в целях наживы и развода наивных граждан. Поверь мне, я знаю, как выглядят настоящие.
– Но мои экспонаты, – запротестовала эльфийка, – самые настоящие! Я продаю магические артефакты…
– Ни в одном из них нет магии. Я ощущаю волшебство за версту.
Кто-то за спиною Элеоноры громко расхохотался, несколько звучных женских голосов подхватили эту мелодию унижения и принялись распространять ее по толпе собравшихся на ярмарке людей. Девушка посмотрела на шарлатанку, которая стояла ни жива ни мертва. Легкий бурый румянец сошел с ее золотистого лица, в глазах стояли горькие слезы.
– Уходи! – вдруг закричала она еще громче. – Вон, вон отсюда, и чтобы глаза мои тебя, паршивка, больше не видели!
Элеонора сделала шаг назад, в безликую массу, которая подхватила ее и потащила куда-то вперед. Незнакомцы в желтом, красном, фиолетовом, синем, розовом говорили и пели на все лады, кто-то шутил, кто-то рассказывал сказку ребенку, кто-то рассуждал о бытовых проблемах, грядущих свадьбах и разводах, а кто-то и вовсе философски рассуждал о Триединой и жизни после смерти.
Только она, странная девушка без семьи, была совершенно одна. Учитель, как обычно,