обеспечения мануального доступа в стерильную среду. Засунув в них руки, Беверли ласково потрепала мальчика по голове.
– Доброе утро, малыш!
Медленно, с заметным усилием Вуди перевернулся и посмотрел на нас.
– Привет.
За неделю до отъезда Робин в Японию мы с ней сходили на выставку фотографий Романа Вишняка. На снимках была представлена хроника еврейских гетто в Восточной Европе накануне Холокоста. Объектив фотографа запечатлел много детских лиц, испуганных, растерянных. Эти лица не отпускали нас и после того, как мы покинули выставку. Вернувшись домой, мы плакали.
И вот теперь, глядя в большие черные глаза мальчика, заключенного в пластиковую капсулу, я ощутил те же самые чувства, нахлынувшие неудержимой волной.
Лицо Вуди было маленькое и худое, кожа, бледно-прозрачная в искусственном свете, туго обтягивала детские кости. Глаза у мальчика, как и у его сестры, были черные, остекленевшие от лихорадки. Голову венчала густая копна кудрей огненно-рыжего цвета. Химиотерапия, если до нее дойдет дело, безжалостно расправится с этими волосами, оставив жестокое, хоть и временное воспоминание о болезни.
Перестав гладить мальчику голову, Беверли протянула ему руку в перчатке. Крепко сжав ее, Вуди вымученно улыбнулся.
– Как у нас дела сегодня утром, милый?
– Нормально. – Его тихий голос был едва слышен сквозь пластик.
– Вуди, это доктор Делавэр.
При упоминании о моей принадлежности к медицине мальчик вздрогнул и отодвинулся подальше.
– Он не из тех врачей, что делают уколы. Он просто говорит с детьми, как и я.
Это несколько успокоило Вуди, и все же он по-прежнему смотрел на меня с опаской.
– Привет, Вуди, – сказал я. – Можно мне пожать тебе руку?
– Ладно.
Я засунул руку в перчатку, освободившуюся после Беверли. Она оказалась горячей и сухой – я вспомнил, что внутри перчатка обработана тальком. Засунув руку в модуль, я поискал руку Вуди и нашел ее, маленькое сокровище. Подержав, я ее отпустил.
– Вижу, у тебя там есть игры. Какая твоя любимая?
– Шашки.
– Я тоже люблю шашки. Ты много играешь?
– Ну, типа того.
– Должно быть, ты очень смышленый, раз умеешь играть в шашки.
– Ну, типа того. – Намек на улыбку.
– Не сомневаюсь, ты часто выигрываешь.
Улыбка стала шире. Зубы у мальчика были ровные и белые, но десны распухли и воспалились.
– И тебе нравится выигрывать.
– Ага. У мамы я всегда выигрываю.
– Ну а у папы?
Вуди озадаченно нахмурился:
– Папа не играет в шашки.
– Понятно. Но если бы играл, ты, вероятно, у него выигрывал бы.
Мальчик с минуту обдумывал мои слова:
– Да, пожалуй. Папа мало что смыслит в играх.
– С кем ты еще играешь, кроме мамы?
– С Джаредом – но он переехал.
– А кроме Джареда?
– С Майклом и Кевином.
– Это