что разитие тормозила и непростая эпидемиологическая ситуация во многих регионах Тропической Африки, ставшая «оборотной стороной» того самого благоприятного климата. Все эти факторы обесценивали человеческую жизнь в регионах южнее Сахары настолько, что задумываться о внедрении новых технологий у местных жителей было мало времени: думали там в основном о самом примитивном и прежде всего о банальном выживании.
Население Сомали с давних пор имело письменность на основе арабской вязи, но когда британцы пришли в этот регион, они с удивлением обнаружили, что местное население ей практически не пользуется (как и население, например, Южного Судана). При этом, казалось бы, выгода от использования письменности в учете, торговле, администрировании была очевидна. Потребовалось немало времени, чтобы установить прискорбный факт: население противилось широкому распространению письменности, так как опасалось еще большего своего закабаления вождями племен. С древнейших времен письменность служила для учета и контроля людей и ресурсов, а также помогала более эффективно собирать налоги, то есть выгоду от ее внедрения, в первую очередь, должны были получать местные элиты. Почему же африканские вожди в том же Сомали не заставили население использовать письменность принудительно?
Оказывается, они не очень охотно внедряли письменность, а потом и вообще забросили эту идею, так как резонно предполагали, что любые договоренности между элитой и населением, зафиксированные письменно (даже фиксирующие, например, определенный уровень налогообложения) ограничат их произвол и абсолютную власть над запуганными и нищими людьми. Кроме того, разобщенность и децентрализация в сомалийском обществе была очень высока, а верховного вождя, в интересах которого было бы внедрить соответствующие новшества, просто не было. «Никто не признавал чьего-либо верховенства, и никто, в том числе и британские колониальные власти, когда они появились в Сомали, не был в состоянии навести порядок в этом обществе», – описывают ситуацию Д. Аджемоглу и Дж. Робинсон.
Возможно, по тем же причинам многие африканские народы, знакомые с плугом и колесом, отказались от их использования. Население видело в даже самых примитивных технологиях лишь угрозу повышения налогового бремени, не хотело привлекать внимание алчных вождей и агрессивных соседей. Элиты же опасались, что любые технологические новшества в принципе несут риски для их неограниченной власти. Совокупность всех этих причин обернулась для жителей большинства стран африканского континента хроническим отставанием от остального мира.
В 1825 году молодой художник Сэмюэл Морзе получил письмо от отца, из которого узнал грустную весть: его любимая жена находится при смерти. Морзе незамедлительно покинул свой дом в Вашингтоне и поторопился в Нью-Хейвен, где в тот момент находилась его умирающая супруга. Между городами было 360 километров (огромное по тем временам расстояние), и по приезду