вены, гнали янтарный огонь, смутно белели кости. Ходячий скелет, живой рентгеновский снимок…
– Что, все плывет? Это ясный взор[15], — Элва складывала стопкой чистое белье и полотенца. – Ничего, привыкнешь. Живо в баню.
– Ну а теперь-то все? – спросил он у щучьей морды. – Теперь-то я проснулся?
– Если человек полностью проснется, миру конец придет, – отозвалась Элва.
Арвет встал. Опираясь, по стеночке добрел до выхода. Его мутило, голова гудела, как туго натянутый бубен, в который дробно стучали слова Элвы.
– И вы с этим живете? – Мир дрожал и сыпался в глаза изумрудной пылью, солнечной искрой, водяным серебром и горячей кровью. Где-то далеко метались куропатки, отводя песца от гнезда.
Под камнем пищала мышь-бурозубка, сражаясь со сверчком. Старый Ярви бродил рядом с избушкой, сонно щипал траву, а Арвет морщился от белого огня, всполохи которого прорывались сквозь его серую шкуру.
Все, на что он смотрел, торопилось рассказать о себе, перелиться в его взгляд, вбирающий весь мир, как губка воду. Видеть это было невыносимо, но и закрывать глаза было бесполезно: жмурься не жмурься – видения не оставляли, пробивались сквозь опущенные веки.
– Привыкнешь, – повторила бабка и пихнула в спину твердым кулачком. Арвет слетел по приставной лесенке едва ли не кубарем, но устоял. – Дуй в баню.
Арвет переставлял ноги как тяжелобольной без костылей. От избушки Элвы тридцать шагов, за березу и направо. К вечеру дойдет, наверное.
Облака то заслоняли солнце, то уходили, и Арвету казалось, что он движется по дну реки сквозь воду, прозрачную как воздух. А свет падает с высоты, с далекой поверхности, до которой подниматься не хватит жизни.
Лас вынырнул из редкого леса, сравнял бег с его нечетким шагом. В пасти зверь держал жирного лемминга.
Рыжее пламя гудело в Ласе. Тень, которую он отбрасывал, была больше его самого.
– И как в тебя столько влезает?
Лас покосился янтарным глазом.
«Надо наесться перед дальней дорогой», – отчетливо услышал Арвет его звонкий голос.
Сил удивляться у саама не было, он добрел до бани, распахнул почерневшую дверь и нырнул в дымное жаркое нутро.
…Элва варила кофе. Она поставила закоптелый кофейник на тонкий плоский камень, а тот положила прямиком на угли. Вода уже шумела, когда нойда услышала шаги. Кто-то уверенно поднялся по лестнице, встал в дверях.
Арвет переоделся в старую походную одежду: брюки, водолазка, туристическая куртка, только пояс оставил старинный, дедовский, расшитый, а за поясом нож. В руках бубен, за спиной рюкзак. Лас замер у колена.
– Нам пора, – сказал Арвет.
Элва выпрямилась, прищурилась, будто взвешивая его слова на весах.
– Да, – согласилась она. – Теперь ты готов.
Вода в кофейнике заклокотала, кофейник мелко задрожал и плеснул в огонь черную жижу.
Глава четвертая
…Они разбили лагерь на берегу в устье небольшой реки, раскинувшей свой голубой