не имею, – пожимает он плечами. – Эта картина тут, наверное, уже лет сто висит.
Я приглядываюсь:
– Никаких подсказок – ни герба, ни даты, ни подписи. Но, вероятно, она была важная персона, если написали ее портрет.
Девушка на картине, кажется, тоже смотрит на меня: лицо ее искусно выписано, оно выглядит необыкновенно правдоподобно. У меня такое чувство, будто я знаю ее, но это невозможно: такие платья уже много лет как вышли из моды. Интересно, почему незнакомка так привлекает меня? Портрет, безусловно, блестящий, однако дело не только в этом. Есть в глазах девушки что-то такое… Художник так мастерски изобразил их, что они словно смотрят прямо в мои, не отпускают меня, взывают ко мне… Я уставилась на портрет как зачарованная. Видимо, живописец был мастером иллюзии, думаю я, с трудом отрывая от полотна взгляд.
Гарри обнимает меня за талию, и в этот же самый момент мы слышим неподалеку приглушенные шаги. За нами и тут наблюдают. Ощущение ужасное, потому что тот, кто это делает, не показывается, оставаясь в соседней комнате. Но Гарри, кажется, это не волнует. Он смотрит на картину и замечает:
– Одежда на девушке просто великолепная, только старомодная. Видимо, картина была написана давно. Вероятно, еще во времена герцогини Сесилии.
– Может, это принцесса? – высказываю предположение я.
– Возможно, это одна из дочерей Эдуарда Четвертого. Поскольку все они приходились герцогине Сесилии внучками, у нее вполне мог быть портрет одной из них. Интересно, а на заднике есть что-нибудь?
Гарри снимает картину с крюка – поднимая при этом столько пыли, что мы заходимся в кашле, – и переворачивает ее. С другой стороны нет ничего, кроме вылинявшей даты – 1484.
– Вот видишь, я был прав! – восклицает он. – Это действительно времена герцогини Сесилии. Насколько я помню, она умерла в тысяча четыреста девяносто пятом году. Возможно, это Елизавета Йорк.
Но я точно знаю, что это не Елизавета. У нас дома в Бредгейте есть портрет моей прабабушки, жены Генриха VII, и она ничуть не похожа на эту девушку. У нее были светлые, рыжеватые волосы.
Гарри вешает картину назад на крюк, и я в последний раз бросаю на нее задумчивый взгляд, прежде чем пойти за Гарри в следующую комнату. Меня очень привлекает эта молодая девушка на портрете. Если бы только я могла узнать, кто она такая.
В следующих помещениях я не нахожу для себя ничего интересного, а вот Гарри очень понравился ржавый меч, который висит на крюках над камином. Мой муж останавливается, чтобы разглядеть его.
– Когда-то это было отличное оружие, – бормочет он.
Но меня мечи не интересуют. Я иду дальше и попадаю в узкий проход без окон, ведущий на винтовую лестницу. Здесь темно, но лестничный колодец освещен проникающим сверху ярким солнечным лучом. Я останавливаюсь, и кровь у меня в жилах внезапно леденеет, потому что передо мной в светлом пятне на стене вдруг появляется что-то похожее на черную тень двигающейся руки: указательный палец выставлен вперед и манит меня вверх.
Меня начинает