уверенным тенором.
– А если это всё-таки не он?
– Тогда мы просто потратим немного времени и усилий твоих агентов.
– Моих? – возмутился невидимый собеседник.
– Ага, твоих. Я возьму их взаймы, – весело заметил мужчина, после чего нравоучительно добавил: – И вообще, как завещал Оскар Уальд надо занимать у пессимистов. Они не ждут, что им вернут долги. А ты ещё тот пессимист.
– Я не пессимист, а много знающий оптимист, – проронил жадина, а затем со вздохом сказал: – Ладно, можешь на меня рассчитывать. Но ты затеял очень опасную игру. Если он тот за кого мы его принимаем, то нам лучше не вмешиваться в его судьбу.
– А мы очень осторожненько: тут намёк, там слушок…
– А если другие прознают?
– Ты поменьше болтай и никто ничего не узнает. На вот возьми печеньку. Займи рот, – проговорил неизвестный человек и чем-то аппетитно захрустел.
– Нет, не надо. И ты бы тоже лучше отказался от сладкого, а то в последнее время слишком много его ешь.
– Мой дед прожил до ста пяти лет, – назидательно произнёс сладкоежка.
– Ты думаешь, это потому что он ел сладкое? – скептически изрёк другой.
– Нет. Это потому что он не лез в чужие дела, – весело протараторил мужчина.
– Смешно. Клянусь усами и хвостом, – кисло сказал собеседник и вдруг обеспокоенно добавил: – Нам надо поторапливаться, ведь скоро битва с амазонками.
– Не переживай. Амазонки всегда опаздывают к началу сражения, – со смешком проронил любитель сладкого. – Но ты прав. Пора валить отсюда.
В этот миг я застонал и с трудом разлепил веки. Вокруг меня была уже опостылевшая камера, в которой находился лишь ночной мрак. Я вяло похлопал глазами, а затем закрыл их, погрузившись в сон, справедливо посчитав все видения и разговоры плодом воображения. И мне ещё повезло, что не пригрезилась моя бывшая девушка. Она без косметики весьма страшна собой. Увидь я её сейчас, а то явно надул бы в штаны. А так – вроде бы сухой.
Ну а полностью сознание вернулось ко мне как-то рывком. Вот я плаваю в темноте, а затем вдруг ощущаю солнечный луч, упорно припекающий закрытые веки, и чувствую мелкие камни под щекой. И больше я ничего не чувствовал, – то есть привычной боли не было. Я настолько охренел, что широко распахнул глаза, полный надежды, что путешествие в другой мир было лишь страшным сном, но меня ждало жестокое разочарование. Я находился всё в той же камере. Но кое-что всё-таки изменилось. На моём теле не обнаружилось никаких следов избиений! Даже сломанный палец оказался в добром здравии! А кожа на ногах стала девственно розовой, как у младенца. И на пальцах появились ногти. Они были значительно меньше тех, к которым я привык, но всё же это лучше, чем ничего.
Просто охренеть! Меня вылечили! Я впал в лёгкий ступор, осознавая то, что на меня были потрачены серьёзные медицинские ресурсы, да ещё такие ресурсы, которые по уровню развития превышают отечественные, а может и мировые. Этот мир удивлял меня всё больше и больше.
Но