Па-де-де. Роберт Кармин

у вас есть?" Недели через две глава семьи, похожий на длинную жердь, изрек:

      – Думаю, тебе следует сходить в горисполком и выяснить, какие есть шансы тебе здесь закрепиться. Ну, что-то же, наверное, посоветуют.

      Эту квартиру Дайна называла "Гостиный двор на Пушкинской". Дверь в ней никогда не закрывалась. По той простой причине, что каждый из друзей ее обитателей, оказавшись в районе площади Восстания, считал своим долгом туда заглянуть – кто на полчаса, а кто на сутки. Чтобы не доставлять себе лишних хлопот, хозяева запирали дверь на тяжелый железный засов и цепочку уже перед сном. Благодаря этой квартире парадная слыла музыкальной – весь день по ней разносилось пиликанье скрипки и стихало тоже только ночью. Это упражнялись сам Хананыч, его частные ученики и Алиска – студентка консерватории, где и преподавал отец.

      Как-то утром Хананыч полюбопытствовал у стайки домашней молодежи, чья гостья почивает в спальнике на полу в третьей комнате. Молодежь добросовестно сходила на опознание, но безрезультатно – спящая никому знакома не была. Откуда взялась эта девчонка, как и когда испарилась, навсегда осталось одной из тайн этой необычной квартиры.

      Совесть Дайну не мучила – она не ела даром чужой хлеб, а, опять же по протекции Бори, писала курсовые и контрольные за нерадивых студентов-филологов. Под гвалт вереницы визитеров и жалобные стоны струнных Дайна, обложенная книжками так, что ее саму было из-за них не видно, усердно трудилась. "Вот человек работает, это я понимаю!" – восхищался ею Хананыч. Благо в его библиотеке можно было найти все на любую тему, пользоваться Публичкой Дайне не приходилось, что экономило ее силы и время. Публи́чкой ленинградцы называли Государственную публичную библиотеку имени М. Е. Салтыкова-Щедрина на перекрестке Садовой и Невского. И была она, скажу не без гордости, одной из первых подобных библиотек в Восточной