сон: будто в какую-то то ли воронку в разбомблённой стране, то ли пропасть в горах летят всевозможные учреждения, целые заводы и фабрики, чиновники со столами и портфелями, рубли, доллары, его самого того и гляди закружит и утянет, но он взирает на всё это сверху, как бог Саваоф, и знает только, что всё это – дефолт.
Безмозглый гений
Утром после завтрака Борис Николаевич потребовал свежие газеты.
«Рублю разрешили падать»… «Ситуация в России стремительно приближается к критической»… «Россия на грани политической катастрофы» – гласили газетные заголовки.
Ну вот, начинается! Конечно, что от них ещё можно ожидать? Сейчас главное – спокойствие. Никакой паники. Если вернуться в Кремль, все решат: у них всё валится. Нужно делать вид, что ничего страшного не происходит: президент отдыхает, значит, все идёт как надо.
После обеда из Москвы позвонила Татьяна.
– Папка! – голос был почему-то восторженно-радостный. – У нас тут такое! Такое! Мы срочно выезжаем к тебе!
– Это какое же у вас там? – спросил Борис Николаевич.
– Папка, только ты не волнуйся – у нас тут открытие на весь мир! Это не телефонный разговор. Мы сейчас приедем! – и дочь положила трубку.
«…На весь мир… – недовольно пробурчал Борис Николаевич. – Россия – сама по себе давно уже открытие на весь мир, понимаешь. Пора бы уж поутихомириться».
Через некоторое время к резиденции действительно подкатили правительственные машины. Одна из них – тёмно-синий «мерс» Татьяны Доченко. Из машин вышли руководитель президентской администрации Валентин Юнашев, пресс-секретарь Сергей Ястребженский, Павел Бородкин (управделами Кремля) и новый директор ФСБ – Владимир Паутин. Юнашев галантно открыл дверцу синего «мерса», помогая выйти Татьяне Борисовне.
Борис Николаевич принял гостей в неофициальной обстановке – в саду за чайным столиком, и в весьма неофициальном костюме – вязаной кофте и шлепанцах на босу ногу. При появлении столь необычной разношерстной делегации он удивленно поднял брови, теряясь в догадках, что бы это значило. Кризис кризисом, но при чём тут завхоз и ФСБ?
Пресс-секретарь, как всегда, был невозмутим; Бородкин, как всегда, важен, а у нового директора ФСБ то ли от нетерпения, то ли от волнения поигрывали желваки на скулах. Татьяна странно светилась, а Юнашев радостно улыбался.
– Чего это ты сияешь, как медный таз, понимаешь? – обратился Борис Николаевич к Юнашеву. Валентин давно был ему за сына, и Ёлкин с ним особо не церемонился. – В стране, газеты пишут, кризис, а он сияет.
– Это дело поправимое, Борис Николаевич, – не переставая улыбаться, сказал Валентин Борисович и загадочно посмотрел на президента.
– Папа, сенсация! – первой не выдержала Татьяна. – Изобретена машина времени!
Мужчины снисходительно посмотрели на Татьяну: ну что с неё возьмешь – женщина!
– Разрешите доложить? – по-военному спросил у верховного главнокомандующего Владимир Паутин. И, не дожидаясь разрешения, осторожно начал: – Борис Николаевич,