зовут Усикава, – сказал он, докурив. Посмотрел на Мирона, зачем-то кивнул и улыбнулся. Зубы у него были желтые, будто испачканные цветочной пыльцой. – Но друзья кличут меня просто Уси.
– Очень сложно представить, что у вас есть друзья, – вырвалось у Мирона. Он не хотел грубить, ответ слетел сам собой, как реакция на вмешательство в его личное пространство.
– Это потому, что вы не сильны в японском, – усмехнулся человек.
– Уси – это иероглиф "корова", – прошептала программа под сводом черепа. – Его дразнят быком, а следует отметить, что у японцев сравнение с животными – сильное оскорбление.
– Так что вам нужно?
Мирон еще не привык разговаривать "на два фронта". Голос в голове отвлекал, но попросить Мелету замолчать он не решился.
– Лично мне – ничего. Но я пришел по поручению других людей.
– И как вы прошли мимо охраны внизу? Я думал, Империал славится своей конфиденциальностью…
– О, в этом нет ничего сверхъестественного, – он успокаивающе взмахнул руками. – Никто не замечает такую ничтожную персону как я… Маленький человек, блоха. Но в этом есть и свои преимущества.
– Вы следили за мной? Я видел вас в баре…
– Все следят за вами. Я, так сказать, первый жаворонок, – он опять усмехнулся. – Но это сейчас несущественно. Мне поручено… Как бы это сказать… Убедиться, что у вас, господин Орровски, всё в порядке. Что вы понимаете, где находитесь и примете определенные меры для своей защиты.
– Но я…
– А так же для защиты некоего ценного предмета, случайно попавшего в ваше распоряжение.
Мирон заставил себя не смотреть на конструкт. Пальцы дрогнули от желания набросить на него край покрывала, но он сдержался.
– О каких людях идёт речь? – глупо было думать, что покинув Москву, он оставил все проблемы позади. В конце концов, головной офис Технозон находится как раз в Токио… – Вас послал Карамазов?
Усикава рассмеялся.
– О нет, что вы! Такому человеку как я, никогда не суждено дышать одним воздухом с таким человеком, как Карамазов-сан. Большой человек. Куромаку. А я… – он взмахнул руками, будто сожалея о самом факте своего существования.
– Тогда о чём идёт речь? – спросил Мирон.
Этот человек начинал его бесить. Своей бесцеремонностью, фамильярностью, и в то же время – нарочитым самоуничижением.
– Об этом я не знаю, – пожал плечами Усикава. – Мне просто велено передать: будьте осторожны. Цените то, что у вас есть и охраняйте это как следует.
– Я вас не понимаю, – Мирон вскочил с кровати и подошел к окну. Выглянул на улицу… Всё тот же дождь и чёрные зонты. – Не знаю, о чём вы говорите. А теперь проваливайте. Я спать хочу.
– Знаменитая гайдзинская прямота, – улыбка Усикавы тоже была квадратной. Обрамлённая жидкой чёрной порослью, она походила на оскал мёртвой лошади. – Но вы должны извинить меня, господин Орровски. В нашей стране не принято так себя вести. Мы этого не любим. Не приучены… В древности самурай – перед тем, как совершить харакири