которого мог завалить быка, опустился, словно молот на скотобойне, на голову мадемуазель Фифины, голова ее разлетелась бы по комнате. Но кулак застыл в воздухе.
– Ну, что у вас опять случилось? – спросил Сальватор довольно грубым голосом.
При звуке этого голоса Жан Торо побледнел, а мадемуазель Фифина, покраснев, отпустила бороду плотника и повернулась к Сальватору:
– Что случилось? – сказала она. – Ах, мсье Сальватор, вы вовремя пришли мне на помощь!.. Что случилось? Случилось то, что это чудовище в человеческом облике, как обычно, колотит меня.
Жан Торо и сам уже поверил в то, что он колотил мадемуазель Фифину.
– Но, мсье Сальватор, меня тоже можно понять: она меня так ругает!
– Ничего! Чем больше ты страдаешь в этой жизни, тем меньше будешь страдать в следующей.
– Мсье Сальватор, – воскликнул Жан Торо со слезами в голосе, – но ведь она говорит, что мой ребенок, моя бедная девочка, так на меня похожая, не моя дочь!
– Но если она так на тебя похожа, – заметил Сальватор, – почему же ты ей веришь?
– Да я ей и не верю, честное слово! Ведь если бы я ей верил, я взял бы ребенка за ноги и разбил бы ей голову о стену!
– Сделай это, злодей! Сделай! И я с удовольствием увижу, как ты взойдешь на эшафот!
– Слышите, мсье Сальватор?.. Это для нее будет удовольствием.
– Слышу.
– Ладно, я пойду на эшафот, – завопил Бартелеми Лелон, – я взойду на него. Но лишь за то, что хорошенько всыплю мсье Фафиу. Когда я думаю, мсье Сальватор, что она выйдет за человека, к которому я не смею прикоснуться из опасения, что сломаю его, как щепку, а поскольку мне стыдно бить его кулаком, я буду вынужден пырнуть его ножом.
– Вы слышите, что говорит этот убийца?
Сальватор это слышал. И бесполезно говорить, что он должным образом оценил всю серьезность угроз Жана Торо.
– Неужели я не могу хоть раз к вам зайти без того, чтобы не найти вас в состоянии драки или ссоры? Вы плохо кончите, мадемуазель Фифина, это я вам говорю. В один прекрасный день вы нарветесь на кого-нибудь, кто будет таким быстрым, что у вас не останется времени на раскаяние.
– Во всяком случае, это будет не он, – завопила мадемуазель Фифина, скрипя зубами и поднеся кулак к носу Бартелеми.
– Почему же не он? – спросил Сальватор.
– Потому что я твердо намерена бросить его, – ответила мадемуазель Фифина.
Жан Торо взвился, словно дотронувшись до вольтовой батареи.
– Ты хочешь меня бросить? – заорал он. – Бросить меня после такой жизни, которую ты мне устроила, тысяча чертей!.. О! Нет. Ты меня не бросишь, клянусь! Или я задушу тебя в том месте, где только поймаю!
– Вы слышите его, мсье Сальватор? Слышите? Если я подам на него в суд, надеюсь, вы будете моим свидетелем.
– Замолчите, Бартелеми, – нежно произнес Сальватор. – Фифина это только говорит, но в глубине души она вас очень любит.
Затем, сурово взглянув на молодую женщину взглядом, которым смотрят на гадюку змееловы сказал:
– По крайней мере она должна