фон Пален.
– Сначала он разогнал директорию и вошёл в совет трёх консулов, затем объявил себя первым консулом. Почему бы не стать императором Франции?
– Видите в этом угрозу Европе?
– Наш император сделал очень мудрый ход, – продолжала она. – Вся Европа уже сколько лет борется с якобинством и французским вольнодумием, а здесь все оказалось намного проще: главный противник монархии становится монархом. И конец всему: якобинству, вольнодумию, конец революции. Сама идея французского восстания и передела формы правления становится несостоятельной.
– А как же народ? – напомнил фон Пален. – Тот самый народ, который рушил Бастилию, отрубал голову Людовику, распевал Марсельезу, воздвигал Деревья Свободы?
– Народу нужен хлеб. А во Франции после долгих войн и бездарного правления Директории его не всем хватает. С Дерева Свободы плодов не нарвёшь. С Марсельезы сыт не будешь. Кто даст хлеб – тот и будет властвовать над умами народа.
Офицеры заспорили, начали выдвигать свои предположения. Меня кто-то схватил за руку и потянул в коридор. По одному прикосновению, я узнал Софью. Оказавшись в полумраке коридора, я хотел её обнять.
– Тише! – коротко попросила она и потащила меня куда-то вверх по узкой лестнице. Мы нырнули сквозь низкую дверь и оказались на антресолях библиотеки. Сюда едва проникал свет вечерних уличных фонарей сквозь единственное окно, задёрнутое тяжёлыми портьерами. Кругом шкафы, заполненные книгами. София усадила меня на низенькую табуретку, рядом села сама и жестами потребовала, чтобы я затаился. Антресоль нависала над читальным кабинетом. Сквозь массивные дубовые балясины был виден край стола со стопкой газет.
Я ничего не мог понять. Зачем она меня сюда привела? Что случилось? Что здесь должно произойти?
Вдруг, внизу дверь скрипнула на петлях. Вошёл фон Пален с подсвечником в руках. Следом за ним Ольга Жеребцова. Он пропустил её в кабинет и плотно запер дверь. Свечу поставил на стол.
Мне показалось наше положение не совсем приличным. Я не желал подслушивать чужой разговор, сделал попытку подняться и уйти, но Софья, как клещ вцепилась в моё плечо и удержала.
– Вы уверены в этом мальчишке? – строго спросила Ольга. – Я очень рискую, приходя к вам. А если он меня выдаст? Вы помните, что сотворил ваш подопечный два года назад.
– Ну, тогда он служил Аракчееву, – безразлично ответил фон Пален. – Где теперь Аракчеев? Кто на его месте?
– Где сейчас полковник Энглиси? – съязвила в свою очередь Жеребцова.
– Дураком был и дураком помер ваш полковник Энглиси, – усмехнулся фон Пален. – А Добров, – я вздрогнул, услышав свою фамилию, – очень даже может быть полезен в нашем деле.
– Объясните: почему Павел так ему благоволит?
– Разве поймёшь императора? Он легко приближает к себе людей, и так же легко удаляет их. Добров… – Фон Пален развёл руками. – Любимчик Фортуны. Я же помню: когда он попал в Гатчину, Павел в первый же день его поставил командовать батареей. Мальчишку из Новгородской